Коль. Мы так и знали, что ты найдешь отговорку.
Входят Гец, Лерзе и Георг.
Гец. Что вы хотите от меня?
Коль. Вы должны быть нашим предводителем.
Гец. Значит, я должен нарушить мое рыцарское слово, данное императору, и самовольно выйти из заточения?
Вильд. Это не оправдание.
Гец. Да если б я и был совершенно свободен, а вы бы захотели поступать с дворянами и помещиками так же, как при Вейнсберге, продолжая хозяйничать в стране, которая вся пылает и истекает кровью, и требовали бы, чтобы я принял участие в ваших постыдных и неистовых деяниях, то скорей бы я дал убить себя, как бешеную собаку, чем стал бы во главе такого войска!
Коль. Если б это уже не случилось, оно б, может быть, не случилось никогда.
Штумпф. В том-то и заключалось все несчастье, что у них не было предводителя, которого бы они почитали и который сдерживал бы их ярость. Гец, прошу тебя, прими над ними начальство. Князья и вся Германия сумеют отблагодарить тебя. Все пойдет к лучшему, восторжествует справедливость. Страна и люди будут спасены.
Гец. Почему ты за это не возьмешься?
Штумпф. Я уже отказался.
Коль. Время у нас не покупное, чтобы долго болтать попусту. Короче. Гец, будь нашим начальником или береги замок и шкуру! И вот тебе два часа на размышления. Стерегите его!
Гец. Это ни к чему! Мое решение неизменно. Зачем вы восстали? Чтобы возвратить себе права и вольности? Чего же вы неистовствуете и опустошаете страну? Если вы откажетесь от всех злодеяний и будете вести себя, как честные люди, которые знают, чего хотят, тогда и я буду поддерживать ваши притязания и на восемь дней стану во главе вас.
Вильд. Что случилось, то случилось сгоряча, тебе не придется больше нас удерживать.
Коль. Обещай нам быть с нами, по крайней мере, три месяца.
Штумпф. Пусть будет четыре недели, этим обе стороны должны быть довольны.
Гец. Быть по сему!
Коль. Вашу руку!
Гец. И клянитесь мне разослать по всем отрядам письменное условие, заключенное со мною. Пусть выполняют его строго-настрого — под страхом кары.
Вильд. Ну конечно. Будет сделано.
Гец. Итак, я заключаю с вами союз на четыре недели.
Штумпф. В добрый час! Но что бы ты ни предпринял — щади благородного господина нашего — пфальцграфа.
Коль (тихо). Стерегите его! Чтоб никто с ним не говорил без вас.
Гец. Лерзе! Ступай к жене моей и не оставляй ее. Я скоро пришлю ей вести о себе.
Гец, Штумпф, Георг, Лерзе и некоторые крестьяне уходят.
Входят Мецлер и Линк.
Мецлер. О каких это условиях мы слышали? На что нам эти условия?
Линк. Стыдно заключать такие условия.
Коль. Мы так же хорошо знаем, чего хотим, как и вы, и будем делать, что нам вздумается.
Вильд. Неистовства, поджоги и убийства должны же были рано или поздно прекратиться, теперь мы зато получили славного начальника!
Мецлер. Как прекратиться! Ах ты предатель! Мы здесь зачем? Чтобы отомстить нашим врагам, чтоб добыть свободу! Это вам княжеский блюдолиз присоветовал.
Коль. Идем, Вильд. От них толку, что от скотов.
Уходят.
Мецлер. Идите себе! К вам ни одна ватага не примкнет. Мерзавцы! Линк, подобьем-ка мы остальных поджечь Мильтенберг, а если выйдет грызня из-за условия, так мы всем этим условщикам головы снесем.
Линк. Ведь главная ватага на нашей стороне.
ГОРА И ДОЛИНА. В ГЛУБИНЕ МЕЛЬНИЦА
Отряд рейтаров. Вейслинген в сопровождении Франца и гонца выходит из дверей мельницы.
Вейслинген. Коня! Ты оповестил других владетелей?
Гонец. В лесу за Мильтенбергом к вам присоединятся по меньшей мере семь эскадронов. Крестьяне обходят, понизу. Гонцы разосланы повсюду. Вскоре соберутся все союзники. Неудачи быть не может, говорят, они перессорились.
Вейслинген. Тем лучше! Франц!
Франц. Да, господин мой!
Вейслинген. Исполни все точно. Это на твоей совести. Отдай ей письмо. Пусть покинет двор и едет в мой замок! Немедленно! Ты дождешься ее отъезда и сообщишь мне об этом.
Франц. Ваши приказания будут точно исполнены.
Вейслинген. Скажи ей, что она должна это сделать. (Гонцу.) Теперь веди нас лучшей и кратчайшей дорогой.
Гонец. Мы должны ехать кругом. От проливных дождей все реки вышли из берегов.
Елизавета. Лерзе.
Лерзе. Утешьтесь, госпожа моя!
Елизавета. Ах, Лерзе, слезы стояли у него на глазах, когда он прощался со мной. Это ужасно, ужасно!
Лерзе. Он вернется.
Елизавета. Не в этом дело. Когда он шел в поход за славой и победой, сердце мое не болело. Я радовалась его возвращению, а теперь оно тревожит меня.
Лерзе. Такой благородный муж…
Елизавета. Не зови его так, — это причиняет мне новые страдания! Злодеи! Они грозили убить его и поджечь замок! Если он вернется — я знаю, что он будет мрачен, так мрачен! Враги его будут строчить лживые доносы, а он не сможет отрицать. Нет!
Лерзе. Он сможет и будет!
Елизавета. Он нарушил слово. Разве нет?
Лерзе. Нет. Он был вынужден. Где ж основания, чтобы осуждать его?
Елизавета. Злоба ищет не оснований, но повода. Он присоединился к мятежникам, злодеям, убийцам, он стал во главе их. Разве нет?
Лерзе. Перестаньте мучить себя и меня. Разве они сами не обещали ему торжественно, что не будут больше делать того, что было при Вейнсберге? Разве я не слышал, как они, как бы каясь, говорили: «Не случись это раньше, этого, быть может, никогда бы не случилось». Разве князья и владетели не должны ему быть благодарны за то, что он добровольно стал предводителем разнузданной черни, чтобы остановить ее безумие и спасти людей и достояние их?
Елизавета. Ты — любящий защитник. Если они захватят его и объявят мятежником, то его седая голова… Лерзе! Я с ума сойду!
Лерзе. Отче наш, ниспошли покой телу ее, если не хочешь дать утешения ее душе!
Елизавета. Георг обещал приехать с вестями. И он не сможет этого сделать. Это хуже плена. Я знаю, — их сторожат, как врагов. Милый Георг! Он не захотел оставить своего господина!
Лерзе. Сердце мое истекало кровью, когда он отослал меня. Если б вы не нуждались в моей помощи, то все угрозы позорнейшей смерти не разлучили бы меня с ним.
Елизавета. Я не знаю, где Зикинген. Если б я только могла послать гонца к Марии.
Лерзе. Вы только напишите, а я уж об этом позабочусь. (Уходит.)
Гец. Георг.
Гец. Скорей на коня, Георг! Я вижу — Мильтенберг горит. Так-то соблюдают они условие! Скачи туда, объяви им мое решение. Убийцы! Я отрекаюсь от них. Пусть берут себе в начальники цыгана, а не меня. Скорей, Георг!
Георг уходит.
Я бы хотел быть за тысячу миль отсюда в глубочайшем подземелье Турции. Если б я мог с честью уйти от них! Я каждый день перечу им и говорю горьчайшие истины, чтобы стать им в тягость и получить свободу.
Неизвестный (входит). Привет вам, благородный рыцарь!
Гец. Благодарю. Что скажете? Как ваше имя?
Неизвестный. Дело не в нем. Я пришел сказать вам, что ваша голова в опасности. Вожакам надоело слушать ваши жесткие слова, и они решили убрать вас с дороги. Будьте умеренны или ищите спасенья в бегстве, и да сохранит вас господь. (Уходит.)
Гец. Так расстаться с жизнью, Гец! Так завершить свое поприще! Пусть будет так! Тогда смерть будет для мира лучшим доказательством того, что я не имел ничего общего с этими псами.
Несколько крестьян.
Первый крестьянин. Господин! Господин! Их разбили, их поймали!
Гец. Кого?
Второй крестьянин. Тех, что сожгли Мильтенберг. Из-за горы вышел союзный отряд и застал их врасплох.
Гец. Поделом! О Георг! Георг! Они захватили его вместе со злодеями! Георг мой! Георг мой!
Входят предводители.
Линк. В путь, рыцарь, в путь! Не время медлить. Враг силен, он близко.
Гец. Кто сжег Мильтенберг?
Мецлер. Если вы будете разводить церемонии, так вас научат, как не церемониться.
