Стихотворения - Конрад Цельтис

Место тебе твоя дарит звезда, а меня мои кружат, —

Значит, покой у тебя, а у меня непокой.

Блещет, сверкая, одна мне звезда в средоточии мира,

Дарит возможность она разные видеть края;

Но цепенеет твоя на оси ледяной и застылой,

И у родного тебе быть лишь велит очага.

Древле незрячий один муж весь мир обозрел без изъятья,

После двойную пропел в песне рапсодию он.

Я же, Цельтис, двумя одаренный глазами, едва лишь

В силах увидеть один край Алеманский родной.

Честное ты предлагаешь, а я все считаю — плохое,

Раз у тебя на устах вечно Меркурий в божбе.

Был живописец, который детей народил безобразных,

Но вот рукою своей только красивых писал.

Спрошенный, как он умеет писать лишь красивые лица,

Но безобразными все вышли подобья его, —

Так отвечает: «Не видя, своих я детей созидаю,

Но поместив на досках, вижу кого я пишу».

Как, если кто-то однажды в ходьбе вдруг падает наземь

И не встает, — без вины он Либитиной сражен;

Так и по мне, кто как лжец со злокозненным сердцем повержен,

Мертвым отныне навек в сердце пребудет моем.

Два найдутся, что в теле все силы у нас истощают, —

Боль и зловонье, они много приносят вреда.

Ты же, поскольку не чуешь зловония носом отвислым,

Ты здоровее, по мне, ноздри заткнувших свои.

Если кто спросит тебя, где у рака находятся зубы,

Ты отвечай, что зубам место его в животе.

Словно богатства скупец, что скопил он за долгие годы,

Может вконец промотать в краткий поистине срок,

Так и сумевший освоить за многие годы немало

Разных искусств, обучать каждого может тотчас.

Здесь я покоюсь, Геймбург, кто некогда первым в отчизну

Внес и законы и все Цезаря книги еще.

Римский пастырь меня подвергал обвиненьям во граде,

Ибо я подал совет лучший, чем был у него.

Дважды по восемь годов, Николай, я прожил на свете

Голода где у меня не было, как и еды.

Прожил я в Альпах холодных средь скал, нависавших громадой,

Град где от Галла свое имя святое приял.

Цельтиса Муза, Лонгин, шлет тебе пожеланья здоровья,

Хочет, чтоб польза одна не расставалась с тобой.

Коль Галатеи, искусник, ты ложе сумеешь покинуть,

Также и Вакха, кто бед множество многим несет,

Сам, умоляю, приди, чтоб утешить больного поэта,

Чахлое тело взбодрить милою речью своей.

Средство приятно твое было мне, безупречнейший Тихтель,

Что повелел для меня ты приготовить вчера,

Средство в страдающем теле спокойные сны породило,

Будучи хладным, оно выгнало жар из меня.

Чем, чем тебя наградить надо мне за милость такую

И за другие еще многие милости все?

Ты ведь не смертное даришь, поэт одаряет не смертным,

Век наш тебя изберет, дети восславят тебя,

Ведь никому, — это правда, — ты не был другом болтливым,

Мысли всегда у тебя были созвучны словам;

Ты ничего не таишь, но ко всем постоянен и верен

И неизменно всегда дружество в сердце твоем.

Падая, снег молчалив, но ливень бормочет водою,

Этот кончается вдруг, тот не спешит проходить.

Тающий снег создает наводненья великие в мире,

А бормотанье свое ливень кончает тотчас.

Так рассудительный муж со временем сердцем отходит,

Ну а глупца без конца яростный натиск стремит.

Есть и такие, кто душу всегда на устах помещают,

Есть, кто в душе у себя речи содержат всегда.

Ты же коришь меня, что молчалив я и вечно безмолвен,

Среди которых мне быть, только ты ведаешь, Ян.

Целых три дня я тебя, Лонгин, не сподобился видеть,

Иль только в доме твоем каждый находит тебя.

Что там с тобою, здоров ли, иль, — я в подозрении, — болен,

Иль Галатея твоя в доме тебя заперла?

Ну напиши, чем ты занят, какою задержан судьбою,

Или уж сам появись в доме скорее моем,

Чтоб у меня улеглось о тебе лишь одном беспокойство,

Что так хочет тебя с милыми вместе собрать.