велел полотно и шелка
усуням в дар отвезти.
Сказать приказал, что сын их вождя
Служа государю, здоров
И начал в столице читать "Луньюй",
лусский его извод.
Примечания
По давнему обычаю, сыновья предводителей степных племен воспитывались при императорском дворе. Они получали традиционное китайское образование, начинавшееся с чтения приписываемой Конфуцию книги "Луньюй" — "Беседы и суждения". Этот памятник известен в трех редакциях: из царства Лу (20 глав), из царства Ци (22 главы) и древний "текст из Лу", написанный старинным письмом и якобы найденный в доме Конфуция. Первый и третий списки именовались "лускими". Застава Юймэнь — то же, что Яшма-застава, Юйгуань.
Источник: "Яшмовые ступени", 1989
В весенний день обращаюсь к Юнь-Чжао ("Деревья ветвями колышат вдали...")
Деревья ветвями колышат вдали,
во тьме едва различимы;
Одно белоснежное облако в небе
над городом низко повисло.
С приходом весны в сновиденьях моих
домой, что ни ночь, возвращаюсь,
И кажется, горы Циншань отодвинь,
как тотчас я вас увижу.
Примечания
Некогда так же, тоскуя о родине, вглядывался вдаль поэт Лу Ю и так же мечтал:
"Отодвинуть Цзюньшань —
завиднелись бы воды Сянцзяна..."
Источник: "Яшмовые ступени", 1989
Китайский поэт XVII в. Точные даты жизни неизвестны. Второе имя — И-лин. Уроженец уезда Фаньюй. В своей поэзии часто обращался к примерам знаменитых героев древности, ища в них нравственную опору.
Источник: "Прозрачная тень. Поэзия эпохи Мин." Пер. И. Смирнова. СПб., 2000
Осенний вечер в горах Шушань ("В осеннем лесу не встретишь недвижных дерев...")
В осеннем лесу
не встретишь недвижных дерев —
Трепещет листва,
тревожатся птицы в ветвях.
Казалось, всю ночь
за окнами ветер и дождь.
А там, над горой,
взошла молодая луна.
Меж сосен в просвет
зеленый завиделся пруд,
Вода в бочажках
прозрачнее день ото дня.
Небесный петух,
похоже, рассвет возвестил...
Накину халат
и вспомню о дальнем пути.
Примечания
Наступающие осенние холода, предвестники зимних морозов, создают ощущение одиночества и бесприютности — тревожно и птицам, и человеку. Пусть неизменен мировой порядок, и, как заведено с древнейших времен, небесный (яшмовый) петух, живущий на дереве фусан в Восточном море, изо дня в день возвещает утро, но жизнь человека вовсе не бесконечна, и скоро, наверное, придется уйти туда, откуда нет возврата. Каждую осень мысли об этом пути тревожат душу.
Источник: "Прозрачная тень", 2000
Никаких сведений о его жизни и творчестве не сохранилось.
Источник: "Яшмовые ступени", 1989
Проснулся под утро в доме на берегу ("Река. На рассвете луна погружается в воду...")
Река. На рассвете
луна погружается в воду.
Вчерашние тучи,
холодно — не потеплело.
Отчетливо слышу
весла негромкие плески.
Вот только не вижу,
куда направляется лодка.
Примечания
В стихах безымянного поэта эпохи Тан есть строка о человеке, невидимом в туманном сумраке:
Все так смутно-неясно,
только плещут и плещут весла.
Изобразить предрассветный пейзаж, говорит комментатор, равно невозможно и в стихах, и на картине.
Вообще противопоставление видимого и слышимого очень важно для китайской поэзии, которая при всей подлинности деталей почти постоянно окутана туманом, сумерками, погружена в сон, едва ли отличимый от реальности. Поэтому чрезвычайно существен мотив проявления скрытого, мотив звукового или зрительного следа. В этом ощутимо и даосское, и буддийское влияние. Вот как, к примеру, описал Бо Цзюй-и буддийского отшельника, играющего в шахматы (пер. Л. Эйдлина):
В бамбуковой роще
монаха не видит никто,
Лишь изредка слышен
фигур опускаемых стук.
Источник: "Яшмовые ступени", 1989
Никаких сведений о его жизни и творчестве не сохранилось.
Источник: "Яшмовые ступени", 1989
На память при расставании ("Река. На рассвете луна погружается в воду...")
Печально гляжу на поток, на беседку
в лучах закатного солнца.
Листва тополиная, словно на свитке,
укрыла весенний город.
И нет никого, кто бы мне при разлуке
пропел "Янгуань" на память.
Одни изумрудно-зеленые горы
изгнанника в путь провожают.
Примечания
Одна из самых знаменитых пограничных застав Янгуань сделалась в поэзии символом разлуки и далекого пути. Муж, отправляющийся в чужие земли через эту заставу, печаль остающейся дома жены — об этом пелось в многочисленных народных песнях (вроде той, что упомянута в стихотворении); о том же писали поэты, но сдержаннее, строже. Вот строки Юй Синя ( пер. Л. Эйдлина):
На Янгуань
путь в десять тысяч ли,
Где нет навстречу
ни одной души...
А стихотворение Гуань Хань-цина (ок. 1230 — ок. 1300), написанное в жанре цюй, ближе к фольклорной стилистике:
Протянулась печаль моя
на тысячи-тысячи ли.
Вот и молчу,
А когда-то луна на подушке лежала,
звучали песни любви.
Нынче тоска —
За Янгуань мой любимый,
в дальней дали.
Источник: "Яшмовые ступени", 1989
Уроженец уезда Чанчжоу.
Источник: "Яшмовые ступени", 1989
Стаи черных ворон ("Утро, рассвет — стаи черных ворон...")
