Часть 3. Поздняя классическая поэзия - Коллектив авторов

Склонились цветы, облетели цветы,

 летят, заслонив небеса.

Кому это жаль, что иссяк аромат,

 что их побледнела краса?

Несутся пушинки, обняв лепестки,

 кружатся у башни весенней,

На полог спускается пух тополей,

 его увлажнила роса.

Печальная дева в покоях грустит

 о том, что проходит весна.

Ничто не рассеет пришедшей тоски,

 которою дева полна.

Мотыгу садовую в руки берет,

 выходит из спальни узорной,

Как может по этим опавшим цветам

 бродить беззаботно она?

Пушинки на ивах и вязов плоды

 спокойно струят аромат.

Какое им дело, что персик опал

 и сливы цветы облетят?

И персик и слива на будущий год

 украсятся снова цветами,

Но в этих покоях на будущий год

 кого из людей поселят?

Под крышею ласточки в третью луну

 уже поселились в гнезде,

В гнезде ароматном под крышей живут,

 совсем не жалея людей.

Цветы все равно расцветут через год,

 и можно их будет клевать;

Но знайте, коль брошена крыша людьми,

 обвалятся гнезда под ней.

Пройдет триста дней, и еще шестьдесят,

 и сзади останется год.

При помощи ветра мороза кинжал

 сраженье с цветами ведет.

Прелестная свежесть душистых цветов —

 надолго ль она расцветает?

Однажды с рассветом исчезнут цветы,

 их ветер, кружа, унесет.

Раскрылись цветы — их нетрудно найти

 опали — попробуй сыскать.

Я здесь, у ступеней, цветы погребла,

 меня убивает тоска.

С мотыгой садовой, вдали от людей.

 Лью горькие слезы украдкой,

Кровавые пятна от льющихся слез

 остались на ветках цветка.

Не слышно кукушки в притихшем саду,

 Все больше и больше темнеет.

С мотыгой садовой обратно иду

 и дверь закрываю плотнее.

Лампада ночная горит на стене,

 все люди ко сну отошли,

Холодные капли дождя за окном —

 мое одеяло не греет.

Никак не пойму, отчего у меня

 страданьем душа сражена? —

То вдруг проникаюсь любовью к весне,

 то будит досаду весна.

Люблю, если быстро приходит весна,

 досадно, что скоро уходит,

Приходит она, не сказав ничего,

 уходит неслышно она.

Вчера в темноте за оградой двора

 послышалась скорбная песня, —

Была, верно, песня цветочной души

 и птичьей души мне слышна.

С душою цветка или с птицы душой

 сойтись я никак не могу,

Ведь птицы не могут ни слова сказать,

 стыдливость цветы берегут.

Хотела бы я в этот день у себя

 иметь два крыла за спиною

И вслед за цветами туда улететь,

 где синего неба края!

Но только, где неба края,

 цветов погребенье навек бы утратила я!

Пусть лучше прелестные кости мои

 в парчовый мешок соберут

И свежею, чистой могильной землей

 укроют от жизни мой прах.

Природой подарена мне чистота,

 я чистой обратно вернусь.

Еще не привыкнув купаться в грязи,

 в нечистых канавах и рвах.

Пришла я свершить погребальный обряд —

 сегодня цветы умирают.

Потом надо мною обряд совершат...

 когда — я об этом не знаю.

Сегодня сама хороню я цветы,

 смеются над глупою люди,

А годы промчатся — и кто из людей

 тогда хоронить меня будет?

Гляжу я в часы уходящей весны

 на тихий полет лепестков —

И образ поры увядания щек

 и близкой кончины готов.

Однажды с рассветом проходит весна,

 румянец лица увядает;

Цветок облетит, и умрет человек,

 когда — они оба не знают.

Слезы напрасно скопились в глазах,

 слезы напрасно упали.

Кто виноват, что в ночной тишине

 зря их глаза проливали?

Вы подарили клочок цзяосяо, —

 как я признательна вам!

Как же могу из-за вас не таить

 ранящей душу печали?

Катятся, падают крупные слезы,

 тихо струятся тайком.

Ночью и днем не найду себе места,

 скучно мне ночью и днем.

Слезы смочили подушку мою,

 их рукава не осушат,

Пусть они капают капля за каплей,

 льются ручей за ручьем.

Нити цветные не могут собрать

 жемчуга слез по щекам.

Старых следов на Сянцзяне давно

 нет по его берегам.

И у меня за окном есть бамбук,

 сотни высоких стволов;