УДИВИТЕЛЬНАЯ КРАСОТА ОБЫКНОВЕННОГО
Юрий Куранов — коренной ленинградец. Он родился в 1931 году в Русском музее, в буквальном смысле, — там жила и работала его мать Людмила Александровна Иванова. Она окончила Академию художеств, потом училась у П. Н. Филонова. Отец Куранова Николай Владимирович тоже учился у Филонова, дружил с М. В. Добужинским, В. Е. Савинским, С. П. Яремичем, заведовал Золотой кладовой и реставрационными мастерскими Эрмитажа, работал заместителем директора этого мирового центра эстетики и искусств.
Атмосфера высокой художественной культуры окружала Юрия Куранова с детства — его первые впечатления связаны с Русским музеем и Эрмитажем. До сих пор он помнит, как мы помним стены отчего дома, многие экспозиции той поры. Но так случилось, что шести лет, перед войной, с родителями отца Юрий оказался на Иртыше, в сибирской деревне. Природа потрясала его своей привольной нерукотворной красотой. Первое время он боялся ходить по траве, потому что в Ленинграде видел ее только на газонах с таблицами: «Не ходить! Штраф три рубля». Смотрит он — везде газоны. Тогда и спросил у бабушки: «А где же здесь ходить-то можно?» Она говорит: «Где хочешь — там и ходи!»
И вот оттуда, с детства, у Юрия Куранова двойная любовь. Любовь к искусству, городской культуре и любовь к деревне, к простым цельным людям. На всю жизнь запомнил писатель тот прекрасный вкус деревенского хлеба, который он впервые попробовал в Сибири. И покосы. И цветок, который не решился сорвать в лесу. Искусство и природа запечатлелись в его душе, как два берега вечной реки, связанные и озаренные радугой.
Юрий Куранов считает, что вообще в жизни это главное — для любого человека, и тем более для художника, писателя, музыканта, — не срывать и не присваивать ту красоту, которая нас окружает. Несорванный лесной цветок сам остается в сердце на всю жизнь. Звезда, блеснувшая на небе, порыв ветра, который ты где-то встретил ночью на озере, или чья-то далекая песня, или конь, звонко проскакавший в темноте, — все это семена, которые падают в душу творческому человеку.
По убеждению Юрия Куранова, красота всегда одна — это внутренняя гармония жизни. И есть только один путь сделать жизнь понятней для любого человека — раскрыть внутреннюю красоту во внешнем ее проявлении. Осветить то, что доступно каждому из нас и чего мы в упор в суете не замечаем.
Уже в одном из ранних рассказов Куранова «Парусиновые полдни» явственно ощутимо это трепетное отношение писателя к миру:
«Рассеянный свет солнца одевает крыши, травы, леса, и все приобретает какой-то прозрачный оттенок, словно выцветший за лето платок. Тени уже непохожи на тени, лица делаются удивительно светлыми, как бы сияющими изнутри. Кажется, что именно в такой день появился на свет каждый из этих светловолосых людей с тонкими пушистыми косами, с глазами не то голубыми, не то серыми и с улыбками, больше похожими на выражение мечтательности… Милой сердечной добротой веет от таких полдней, когда люди не поют песен, не бегут на реку купаться, а как бы застыли в задумчивом замирании. Вся жизнь на многие годы вперед кажется ясной, простой и светлой. Люди доверчивы, они легки на обещания и своих обещаний не забывают».
Эта крепкая детская вера в красоту и добро как первооснову жизни помогла ему вынести лишения, выпавшие полной мерой на его долю.
Сибирская деревня стала его второй родиной; там, осиротев, провел он страшные военные и голодные послевоенные годы. Уже зрелым мастером Куранов напишет об этом горестном для всего народа времени в полуавтобиографической повести «Облачный ветер». Школу он окончил за Полярным кругом — в Норильске. Потом жизнь Юрия Куранова резко переменилась: он едет учиться в Москву. Поступает на искусствоведческое отделение исторического факультета Московского университета. Но через два года понимает, что ему вновь надо менять жизнь, хотя уже и не столь решительно. Искусство, творчество — его удел. Куранов поступает во ВГИК, он учится там приблизительно в одно время с Василием Шукшиным, Людмилой Гурченко, Натальей Фатеевой — целой плеядой молодых артистов, художников, сказавших яркое слово от имени своего поколения. Юрий Куранов в эти годы уже пишет стихи и рассказы, стараясь постигнуть секреты мастеров прошлого — от Бунина, Бодлера до японской поэтессы X века Сэй Сёнагон…
В Москве молодой автор знакомится с Константином Георгиевичем Паустовским, своим любимым писателем. Эта встреча определила его дальнейшую творческую судьбу.
«Я был ошеломлен и обрадован, когда впервые раскрыл страницы книги К. Паустовского, — вспоминал впоследствии Юрий Куранов. — С тех пор неотступно помогал он, как родной и несказанно близкий человек, искать и любить простые и на первый взгляд непритязательные мгновения, события, предметы, из которых складывается добро человеческой жизни. Как писатель, он одним из первых учил меня ценить живое дыхание слова, пение красок, мудрую простоту повседневности, под которой крыты глубинные движения человеческого сердца. Он учил тщательно лелеять опыт накопленного литературой мастерства, неповторимые богатства земной культуры; он убедил, что писатель, если он хочет быть писателем настоящим, не имеет права не быть мастером. Для многих и многих писателей моего поколения «Золотая роза» служила настольным учебником и порукой».
Окрыленный поддержкой Паустовского, певца Мещёры, Куранов едет летом 1957 года в костромские края. Здесь происходит еще одна важная для него встреча. Он узнает, как друга и как художника, самобытного живописца Алексея Козлова, жившего на хуторе Трошино, за костромским селом Пыщуг. Куранов и не подозревает, что на долгие годы осядет здесь, прикипев сердцем к этой древней русской земле, что здесь обретет свою литературную родину.
«Летом своего счастья» назовет Куранов эту пору своей жизни, когда ему открылась удивительная красота обыкновенного. Тихие лесистые угоры, приветливые трудолюбивые люди, их чистый полнозвучный язык — все здесь вызывало восторженное созвучие в его душе.
На повети, где раньше хранилось сено, а теперь помещалась мастерская художника Алексея Никифоровича Козлова, перед Курановым раскрывался редчайший и трудно передаваемый словами мир: он видел сумерки, подсвеченные гроздьями поздних рябин, видел вечерние взгорья, охваченные тревожно бегущими травами, ему открывались летние ночи, когда луна просвечивает сквозь тучу и похожа не то на комету, не то на размытый кусок янтаря. И столько было в этих картинах внимания к родной земле, к ее поэзии, к ее самым укромным красотам, что для Юрия Куранова мир живописи и мир реального бытия сомкнулся заново, как в раннем детстве.
