С Караем у Мухомора сразу установились прохладные отношения. Мой пес не любил пьющих людей. Мухомор же любил подразнить Карая. Видно, ему было скучно одному тюкать топором и шаркать рубанком, он и вел долгие беседы с псом. Пока он молол всякую чепуху, Карай еще терпел, но как только начинал дышать на него перегаром, тыкать в нос корявым пальцем и дергать за бороду, называя его дремучим дедом, пес возмущался и уходил в будку, обиженно ворча. Но настырный мужичонка не отставал, совал задубевшую руку в конуру и вытаскивал оттуда Карая за толстые пушистые лапы. Тут уж пес не выдерживал: громко рычал в лицо, хватал зубами за руки, но довольно осторожно. Это еще больше раззадоривало Мухомора. Он, разевая беззубый рот — впрочем, у него еще оставалось с десяток зубов, растущих вкось и вкривь, — громко хохотал, возмущая Карая. В конце концов тот вскакивал в коридор, а оттуда по узенькой крутой лестнице с трудом вскарабкивался ко мне на чердак. Носом отворял дверь и укладывался под дощатый стол, за которым я работал, и долго еще возмущенно ворчал, жалуясь на Мухомора.
Несмотря на все причиняемые ему неприятности, однажды Карай спас Лешку Паршина от верной смерти. Случилось это жарким летом. Мухомор в компании приятелей загулял на берегу узенькой речушки Ладыженки. В этом живописном месте на равнинном лугу растут огромные редкие сосны. В грибную осень прямо в пожухлой траве можно собирать крепенькие грибы-боровики. В летние праздники сельчане всегда тут устраивают общественные гулянья. Дело было под вечер. Собутыльники понемногу разбрелись по домам. И как так случилось, что он сунулся своей плешивой головой в речку, ни он, ни кто другой не знает — то ли захотел попить, то ли освежить гудящую голову. Но как бы там ни было, он оказался в речке, только ноги в кирзовых сапогах остались на берегу. И хотя тут было мелко, да и вообще, как говорится, вся речка — воробью по колено, Лешка захлебнулся и, посучив ногами, затих. Каким-то образом здесь оказался Карай — я уже говорил, что он в Куженкине пользовался неограниченной свободой. Увидев, что Мухомору почти пришел конец, пес попытался вытащить его из речки за ноги, но, стащив один сапог, отказался от этой затеи. Предпринял он еще одну безуспешную попытку: вцепился в штаны и, упираясь лапами в сыпучий песок, потащил. Штаны содрал с Мухомора почти до половины, а самого не смог даже сдвинуть с места. Тогда Карай уселся рядом с захлебнувшимся бедолагой и истошно завыл. Проходившие по опушке леса парни услышали этот жуткий вой и прибежали к речке. Вытащили недвижимого Мухомора и с трудом откачали. Он потом, надо полагать — в шутку, утверждал, что из него вылилось ведро «ерша»: вода-то внутри перемешалась с водкой!
А в поселке после этого случая говорили, что пьяного сам бог бережет. Бог богом, но спас Лешку Паршина Карай. Казалось бы, уж после этого-то случая Мухомор изменит свое отношение к псу — как бы не так! По-прежнему привязывался к нему, дразнил. И даже придумал такую шутку: зажимал одной рукой голову Карая, а другой совал ему в рот бутылку с остатками красного вина. Увидев однажды такое, я выговорил ему. «Не с кем выпить-то! — оправдывался Мухомор. — А собаки, они могут. Говорят, в городе есть такие, что с утра околачиваются у пивных ларьков…»
Надо сказать, что мой пес совершенно не терпел насилия одного живого существа над другим. Я это знал лучше всех. Когда у меня еще была семья и мне приходилось строго разговаривать с сыном, Карай тут же вмешивался, начинал наступать на меня, рычать, показывать клыки. И если жена налетала на меня — а такое случалось, — он тотчас же становился между нами, всем своим видом показывая, что не потерпит в доме скандала. Больше того, увидев на улице, что разгневанная мать замахивается на свое провинившееся чадо, Карай налетал на нее и яростно облаивал.
Это свойство Карая стало причиной того, что однажды он все-таки цапнул Мухомора за руку — крепко и ни за что. Мой дядя, пенсионер, — он не первый год летом разводил кроликов, — попросил Мухомора зарезать одного к празднику. Привычный к таким делам, Паршин вытащил из клетки зверька, схватил за задние лапы и размахнулся, чтобы ударить его по голове колотушкой. В ту же секунду в запястье Мухомора впились собачьи клыки. Опешивший Лешка выронил палку и выпустил кролика. Карай схватил злосчастное орудие убийства и, отбежав в сторону, принялся с яростным рычанием крошить его клыками на мелкие части.
Жизнь кролику он, конечно, не спас, а дядю и Мухомора разозлил здорово.
Эрдельтерьеры по природе своей охотничьи собаки. Правда, это качество они превосходно соединяют со сторожевой службой. А один из предков моего Карая — в родословной это отмечено — обнаружил в Ленинградской области полторы тысячи мин: вышагивал впереди саперов, опустив нос-миноискатель в землю, и находил деревянные немецкие мины, которые аппаратом не обнаружишь.
Природный инстинкт — могучая сила. Эрдельтерьеры и фокстерьеры (да и вообще все терьеры) специалисты по зверью, живущему в норах. Карай не мог равнодушно пройти мимо любой норы. Останавливался, начинал принюхиваться, потом копать. Копал он землю мощными передними лапами, а задними отпихивал ее в стороны. Причем работал быстро, ловко, как землеройная машина. Это интересно — наблюдать за роющей собакой. Случается, он почти весь забирается в нору — оттуда торчит лишь его хвост. Именно за эту «рукоятку» и вытаскивает охотник фокстерьера из норы. А тот, в свою очередь, волочит за собой лисицу или барсука, крепко вцепившись ему в загривок или в шею.
Мы часто прогуливались с Караем по куженкинским лесам. Они были кругом, куда ни пойди. Сразу за бывшим клубом начинался чистый сосновый бор. Перейдешь железнодорожный путь, за Рябиновиком — другой бор, более глухой и уже дремучий. Этот бор перемежается березовыми рощами, клюквенными болотами. В смешанном лесу захламлено больше, чем в бору. Как-то, лет шесть назад, был сильный снегопад, а потом разыгралась буря. И сотни, тысячи молодых деревьев погибли. Лесники понемногу разбирают завалы, но в глуши еще часто можно встретить переплетенные полусгнившие стволы толстых и тонких деревьев. В таких местах всегда много дятлов — обыкновенных пестрых и больших черных с красным хохолком.
Вот в таком захламленном мрачноватом бору Карай и обнаружил лисью нору. Казалось бы, городской пес, большую часть жизни проживший вдалеке от леса, откуда ему знать, как нужно действовать в подобных случаях? Однако Карай знал Он нашел именно тот вход в нору, который нужно, и принялся азартно рыть. Мне скоро надоело смотреть на него, тем более что пес уже наполовину ушел под землю. Нимало не беспокоясь за собаку — Карай всегда меня находил, — я отправился дальше, но тут скоро наткнулся на грибную полянку и, позабыв про все на свете, стал вылущивать из-под мха чуть видные бархатисто-коричневые шляпки белых грибов. Озираясь, я ползал на коленях, находил гриб, долго любовался на него, затем с сожалением срезал и снова вертел головой, выискивая следующий, — ведь белые обычно растут большими семьями. Я взял тут что-то около тридцати боровиков, причем все как на подбор крепыши и чуть побольше наперстка. Я представил, как аппетитно будут они выглядеть замаринованные в закатанной поллитровой банке.
