Следы овечьих копытец, «орешки», отпечатки грубых сапог, сшитых рантом внутрь… Тропы опять разошлись пучком: одинокие сапоги свернули вправо, копытца — влево. Следы на глине сохраняются долго; здесь проходили в период дождей, может быть, еще в прошлом году.
Я пересек множество троп, пока на одной из них не нашел характерных отпечатков кед с вылезающими босыми пальцами и ямок от металлических шипов горных ботинок. Затем поднял кусок подошвы с истертым шипом и припустил рысцой.
У крохотного ключа меня поджидают товарищи, сидя на рюкзаках.
Вода едва сочится. Мы по очереди припадаем к ней ртом и вытираем вымазанные глиной губы. Останавливаться здесь на ночлег бессмысленно. Но впереди виден край плато, где несомненно должна течь река.
К вечеру мы совершенно теряем чувство голода и беседуем в зависимости от вкусов о нарзане, пиве и газированной воде без сиропа. Наконец в сумерках обозначаются темные купы деревьев и плоские дома, неотличимые по цвету от бугорка земли, но с черными дырами входов.
В кишлаке Динаболо мы почувствовали себя обитателями отличной планеты, где тропы сливаются в дороги, а дороги ведут к людям.
Первый же таджик, перед которым мы выразительно демонстрируем международный жест челюстями, ведет нас в дом, где мы прежде всего наливаемся зеленым чаем. Затем лапша, политая кислым молоком, и лепешки. Хозяин не курит, но вскоре находится и махорка.
Пол комнаты устлан одеялами (обувь мы оставляем у дверей); в стенах традиционные ниши со старинными, окованными жестью сундуками. Ниша в парадном углу разгорожена полочками, приспособленными для книг. Хозяин находит в одной из книг упоминание о Кухистане: «Был Кухистан — край скорби и обмана, затерянный меж каменных громад».
— Кухистан… — говорит он. — Мой Кухистан… Все, что вы видели, и то, что еще будет, — все Кухистан.
Хозяин расспрашивает нас о Москве. Он был в ней в сорок первом и прошел от ее стен до озера Балатон в Венгрии.
Москва… Огромный, полный движения город, где все сбывается, если решительно захотеть, — вплоть до поездки в Кухистан.
Чтобы разбудить нас утром, заводится будильник.
ДО НОРИМОНА
Из Динаболо уже ведет дорога. Дорога новенькая. На ее пыли отпечатался пока единственный автомобильный след. Машина привезла в кишлак части разобранного самоходного комбайна. Его соберут на месте. Мы, возможно, в первый и в последний раз в жизни видим, как молотят по старинке. По круглой площадке, устланной соломой, сбиваясь мордами, ходят быки, вышелушивая копытами зерно.
— Привет москвичам! — здоровается шофер, блестя зубами. — Вам повезло. В прошлом году здесь не было ни дороги, ни машины. Погостите еще денек: управлюсь с делами, завтра повезу вас в райцентр. А там до Москвы рукой подать.
Нет, не станем мы ждать. Каких-нибудь километров пятьдесят — сколько их осталось позади! Тем более что это последние пятьдесят километров; тем более что нам обещают виноградники вдоль дороги. Да и рюкзаки совсем опустели…
Бойкая дорога. Почти как улица. Кажется, никогда мы не видели столько людей сразу: по три, по пяти-семи человек. Уже уверенно мечтаем о том, как выспимся по приезде в Москву… Нет, отоспимся мы еще в поезде. И там же, в вагон-ресторане, закажем отбивную пожирнее. С жареным картофелем! И услышим «Последние известия». Какие новости произошли в большом мире за время нашего отсутствия? И вернемся к будничным делам, по которым уже соскучились. Встречаясь, будем говорить: «А помнишь?..» Да, надо будет послать фотографии голубоглазым таджикам с Искандеркуля, в кишлак Маргузор и гостеприимному чабану из урочища Ахба-Сой. Это на всю жизнь уже «наш Кухистан» — край гор и радушных людей. Мы оставляем здесь частичку своего сердца. Это — метафора, но она правдива.
В Москву! Я открою этот город для себя заново, как Кухистан. Я начинаю чистую страницу. В моих воспоминаниях лишь ледяные изломы гор и перевалы, пройденные нами. Дорогу осилит идущий — это я понял твердо.
Горячая пыль взрывается под ногами. Свешиваются из-за дувалов виноградные гроздья — зеленые и черные с сизым налетом. Мы едим с разбором — только черные. И губы наши приобретают сапожный глянец.
Кишлак сменяется кишлаком (даже Юрий уже не записывает их названия), виноградник — виноградником (даже меня прошибает оскомина), одни прохожие — другими (Сергей каждого приветствует «Салям алейкум», очень гордясь знанием языка).
Нина едет верхом на ишаке, держа в руках помидор. Ишака и помидор ей предоставил случайный попутчик, который никак не может сообразить, как мы попали сюда из Сталинабада.
В таком виде бодрый кортеж, сопровождаемый тучей ребятишек, вступает в кишлак Норимон, где есть все, что душе угодно: промтоварный и продовольственный магазины, чайхана, почта и попутные автомашины.
ВОСТОЧНАЯ КАРТИНКА
Под раскидистым карагачем в ожидании машины сидят московские студенты, едят урюк, а косточки сплевывают в арык.
В. Сапарин
ПРОРАБ ВСЕЛЕННОЙ
Научно-фантастический рассказ
1
— ПОСАДКА, — раздался голос в динамике.
Ракета плавно и мягко снижалась со скоростью лифта. Стоп!
— Мы на Луне, — лаконично сообщил водитель. Он вышел из своей кабины и стал в дверях, потягиваясь; желание пойти размяться или посидеть за столиком в кафе было написано на его лице. Но он терпеливо ждал.
Прежде приходилось надевать громоздкие скафандры и шагать через пустое поле к зданию космовокзала, удерживая тело от прыжков. Теперь все упростилось.
— Трап подан, — доложил автомат.
Эдвардс встал с кресла, подошел к выходной двери, она сейчас же распахнулась, он ступил на площадку, а затем на верхнюю ступеньку лестницы, которая понесла его вниз. Все это происходило внутри телескопического тамбура, который выдвинулся снизу и плотно прилип к выходному люку. Лестница опустила Эдвардса в тоннель и передала ленте, бегущей по полу куда-то вдаль.
Лента поднесла его к самым обыкновенным дверям, распахивающимся на две половинки. И Эдвардс уже сам двинулся по паркету из пластмассы, сверкающему, чистому — без единой соринки. Лунные ботинки с пластинами из мягкого железа притягивались созданным под полом электромагнитным полем ровно настолько, чтобы человек чувствовал себя совершенно так же, как на Земле.
В зданиях Лунного города все было как на Земле: температура, состав воздуха, сила притяжения. И вещами пользовались самыми обыкновенными — земными: столы, кресла, стенные шкафы, электрическая почта; вы нажимаете кнопку на стене, открывается отверстие, вы бросаете в него рубашку, она летит в прачечную-автомат и возвращается на свое место — в шкаф, которого вы даже не видите, он обнаруживается только, если нажать другую кнопку. Все остальное — в том же духе, по рецептам научных институтов, разрабатывающих основы быта человека. Остряки недаром говорили, что если хочешь ознакомиться с нормальными типовыми условиями существования человека на Земле, отправляйся на Луну.
