Теперь уж лес остался далеко позади нее. Впереди уже не было ничего, кроме негостеприимного Баррена и далеких, терявшихся в серой мгле дня лесов, лежавших не по пути. Если бы вблизи были деревья, то сердце Иоанны не билось бы так от страха. Но кругом не было ничего, положительно ничего, кроме серых, угрюмых далей да неба, сходившегося с землей всего только в миле расстояния.
Опять снег стал глубоким у нее под ногами. Все время она опасалась тех предательских, затянутых легким ледком полыней, о которых предупреждал ее отец. Но теперь ей казалось все одинаковым, и снег, и лед, и к тому же начинали у нее болеть глаза. Холод становился нестерпимым.
Река расширялась в небольшое озеро, и здесь ветер задул ей прямо в лицо с такой силой, что выбивал ее из упряжи, и Казан должен был везти сани один. Снег толщиною в два-три дюйма теперь уже затруднял ее так, как раньше не затрудняли целые футы. Мало-помалу она стала сдаваться. Казан тащился рядом с ней, напрягал все свои неистощимые силы. Случалось и так, что Казан шел впереди, а она брела за санями позади, будучи не в силах ему помочь. Все более и более она чувствовала, что ее ноги наливались свинцом. Была только одна надежда — это на лес. Если они не дойдут до него как можно скорее, через полчаса, то она совсем уже будет не в состоянии идти дальше. И все-таки она свалилась на сугроб. Казан и сани стали казаться ей только темным пятном. А затем она убедилась, что они оставили ее одну. Они были от нее всего только в двадцати футах впереди, а ей казалось, что это пространство было в несколько миль. Она использовала все остатки своей жизни и напрягла все силы своего тела, чтобы догнать сани и на них — маленькую Иоанну.
Пока она этого достигла, время показалось ей бесконечным. Когда между нею и санями осталось пространство всего только в шесть футов, то ей показалось, что она провела в борьбе со снегом целый час, прежде чем могла ухватиться за сани. Со стоном она добралась до них и повалилась на них всею тяжестью своего тела. Теперь уж она больше не чувствовала тревоги. Засунув голову в меха, под которыми лежала маленькая Иоанна, она вдруг почувствовала радость и уют, точно оказалась вдруг дома и в тепле. А затем чувство дома и уюта исчезло и наступила глубокая ночь.
Казан как был в упряжи, так и остановился. Он вылез из нее, подошел к Иоанне и сел около нее на задние лапы, ожидая, что она двинется или заговорит. Но она не шелохнулась. Он сунул, нос в ее распустившиеся волосы. Затем он завыл и вдруг поднял голову и стал внюхиваться в дувший навстречу ветер. Он что-то ощутил в этом ветре. Он опять облизал Иоанну, но она все еще не шевелилась. Тогда он побежал вперед, стал в упряжь, готовый потянуть сани далее, и оглянулся на нее, назад. Она все еще не двигалась и не говорила, и Казан уже больше не выл, а стал громко и беспокойно лаять.
Странная вещь, которую он ощутил в дувшем ветре, с каждым моментом становилась для него все значительнее. Он потянул. Сани примерзли к снегу, и ему понадобились все его усилия, чтобы сдвинуть их с места. В течение последних пяти минут он два раза останавливался и нюхал воздух. В третий раз он должен был остановиться, потому что угруз в снегу, подошел к Иоанне и стал выть, чтобы разбудить ее. Затем потянул опять за самые концы постромок и шаг за шагом вытянул сани из сугроба. За сугробом следовал уже голый лед на большое пространство, и здесь Казан отдохнул. Когда ветер затихал немного, то запах становился сильнее, чем раньше.
В конце голого льда находилось в берегу узкое ущелье, по которому тек ручей, впадая в реку. Если бы Иоанна находилась в сознании, то она непременно погнала бы Казана далее вперед, он же свернул именно к этому ущелью и целых десять минут без устали боролся со снегом, воя все громче и все чаще, пока наконец его вой не превратился в радостный лай. Перед ним, около самого ручья, виднелась маленькая хижина. Дым поднимался из трубы. Именно запах от этого дыма и долетал до него по ветру. Тяжелый, постепенный подъем доходил до самой двери этой лачуги, и, напрягшись уже до последнего изнеможения, Казан дотащил до нее наконец свой груз. Затем он сел около Иоанны, задрал голову к темному небу и стал выть.
Через несколько минут дверь отворилась. Из нее вышел человек. Красные, залепленные снегом глаза Казана измерили его с ног до головы, когда он подошел к саням. Он услышал, как этот человек воскликнул от удивления, когда нагнулся над Иоанной. В следующее затем затишье ветра из массы шкур на санях послышался жалобный, полусдавленный плач маленькой Иоанны.
Казан вздохнул глубоко, с облегчением. Он дошел уже до изнеможения. Силы отказались ему служить. Все ноги его были исцарапаны, и из них шла кровь. Но голос ребенка наполнил его какой-то странной радостью, и он улегся прямо в постромках на снег, в то время как человек занялся переноской Иоанны и ее ребенка в свою теплую гостеприимную избушку.
Через несколько времени человек снова вышел. Он не был так стар, как Пьер Радисон. Он близко подошел к Казану и посмотрел на него.
— Вот так штука! — воскликнул он. — И он дотянул все это один!
Он безбоязненно нагнулся над ним, отвязал его от упряжи и повел к избушке. В нерешительности Казан остановился на пороге и быстро и подозрительно посмотрел назад. Ему показалось, что вместе с ревом и плачем непогоды до него вдруг донесся голос Серой волчицы.
Затем дверь избушки затворилась за ним. Он улегся в темном, заднем ее углу, а человек что-то стал приготовлять на горячей печке для Иоанны. Прошло порядочно времени, прежде чем Иоанна смогла встать с постели, на которую ее уложил человек. Потом Казан услышал, как она плакала; затем человек заставил ее поесть, и они разговорились. После этого неизвестный разостлал на скамье одеяло, а сам сел поближе к печи. Казан тихонько пробрался вдоль самой стены и заполз под скамью. Долгое время он мог слышать, как стонала во сне молодая женщина. Затем все стихло.
На следующее утро, как только человек отворил дверь, он прошмыгнул в нее и со всех ног бросился в лес. В полумили расстояния он нашел след Серой волчицы и стал ее звать. Со стороны замерзшей реки послышался ответ, и он побежал к ней.
Напрасно Серая волчица старалась увести его обратно, в свои прежние места, подальше от этой избушки и от запаха людей. А когда утро уже прошло, то человек запряг своих собак, и с опушки леса Казан увидел, что он устраивал на санях Иоанну и ее ребенка и укрывал их мехами, как это делал и старый Пьер. Весь этот день он бежал вдалеке за санями, и Серая волчица сопровождала его.
Путешествие продолжалось до самого вечера, а затем, когда после непогоды опять засияли звезды и луна, человек снова отправился в путь. Была уже глубокая ночь, когда они наконец добрались до какой-то другой избушки, и человек стал стучаться в ее дверь. С того места, где в это время притаился Казан, он увидел свет, отворившуюся дверь и услышал радостное восклицание вышедшего навстречу мужчины и рыдания Иоанны. Затем Казан возвратился к Серой волчице.
