К тому времени я накопил некоторый опыт, знал, как обращаться с птицами, как их выкармливать. Я уже кончил гимназию, передо мной открывалось «светлое будущее». И со скворцами был знаком, держал дома разных тропических жителей — африканских скворцов, индийскую майну. Но, откровенно говоря, для меня они были скорее всего заморской диковиной, ведь я знал о них только то, что мог прочесть в книгах, смутно представлял себе их родину и нормальный образ жизни.
Совсем другое дело Стар, как назвал я своего шведского скворца. Возможно, где-то в подсознании жила мысль, что, спасая этого кроху, я как бы исправляю злодеяние, которое почти десять лет назад совершила моя стрела в каких-нибудь двадцати метрах от того же погреба. Но не менее важно было и то, что я неплохо изучил скворцов и их «дикие» повадки. Конечно, у Стара была своя индивидуальность, однако в целом его поведение не отличалось от поведения других скворцов, живущих на воле.
Проследите ранней весной, как стая скворцов ищет корм на лугу, — у них есть свой метод, не известный прочим шведским птицам. Просунут клюв под сухой лист и откроют, будто ножницы. И так идут от листа к листу, то и дело хватая добычу молниеносным движением. Чрезвычайно эффективная техника, странно даже, что другие пернатые до нее не додумались.
Если присмотреться поближе к скворцу — а благодаря Стару, сами понимаете, мне предоставилась такая возможность, — обнаруживаешь, что глаз и клюв у него вместе представляют собой тонко рассчитанную конструкцию; птица отлично видит все, что захватывают «ножницы».
Как только Стар подрос и облачился в бурый наряд — один из четырех (!) нарядов, которые скворец сменяет за свою жизнь, — он почти сразу начал летать. И не как-нибудь, вроде, скажем, птенцов дрозда, которые несколько дней неуклюже бьют крылышками, прежде чем изобразят что-то похожее на полет. Подобно всем скворцам, Стар по-настоящему взлетел в ту же минуту, как покинул гнездо, сиречь жестяную банку, в которой я ежедневно сменял бумажную подстилку. Взлетел, опустился мне на плечо и стал просить еду, но не из рук, а изо рта! Не очень-то кстати, ведь я принес ему на завтрак дождевых червей. Но когда я ел бутерброды, Стару разрешалось брать кусочки у меня изо рта.
Потом, подкармливая и других птиц таким способом, я обнаружил, что они поразительно быстро становятся совсем ручными. А впрочем, ничего удивительного, ведь в птичьей семье именно так мамаша кормит птенцов, самец — самку. Так что этот прием своего рода ключ от психологического замка. Возьмите любую птицу из тех, которые действительно кормят птенцов, — они всегда передают пищу из клюва. Разве что у сов, особенно у филинов, самец предпочитает держать добычу в когтях, когда голодная, злая самка встречает его в воздухе и нетерпеливо требует свою долю. Еще одно исключение — лунь. Обычно же корм, будь то жидкий, как у колибри и голубей, или насекомые, или куски добычи, которые соколиха распределяет между голодными птенцами, подается из клюва в клюв. Я проверял свой «ключ» на многих видах — от шведской зарянки до южноамериканской гарпии — и часто добивался поразительного успеха.
Вскоре Стар начал петь. Мне повезло, что я подобрал самца, от него можно было ждать интересных имитаций. Стоило посвистеть, как он садился мне на плечо или на голову, а то и на руку, если я подносил ее к лицу. Мои имитации занимали его чрезвычайно, он даже открывал мне рот своими «ножницами», проверяя, откуда исходит звук. На фотоснимке (см. вклейку) видно, как это происходило. С моего голоса он имитировал разных птиц, в том числе соловья, черного дрозда, пеночку-весничку. И что странно, во время пения крылья у него не трепетали, как это обычно бывает у поющих скворцов. Точно воспроизведя мою имитацию зяблика, Стар не хуже магнитофона продемонстрировал мне, что я еще далек от оригинала…
Стар переехал с нами в город, и опять заметно возросла потребность нашего семейства в ежедневных газетах. Ему не пришлось ютиться в клетке, обычно он сидел, помимо моего плеча, на ветках, которые я укрепил на резной раме зеркала и воткнул в цветочные горшки с гипсом.
Стар внимательно слушал мои имитации, потом сам их копировал. Когда его особенно интересовал какой-то звук, он преспокойно открывал мне рот и смотрел, как действует механизм…
Всю зиму Стар упражнялся в звукоподражании и вскоре, как и следовало ожидать, научился произносить свое имя. Сперва оно ему никак не давалось, вместо «с» получался резкий свистящий звук, дальше — короткая пауза и «тар». Мое имя он тоже освоил, и было очень забавно слушать, как Стар, имитируя голос мамы, варьирует интонацию. В его крике «Ян!» можно было угадать то вопрос: «Ты дома?», то «Тебя к телефону!», то еще какой-нибудь смысловой оттенок.
Он обожал мучных червей — лакомых личинок, которых охотно поедают не только насекомоядные, но и зерноядные птицы. Однажды я вошел в комнату с изрядным запасом личинок, но, так как перекармливать ими птиц не советуют, дал Стару склевать с ладони несколько штук, потом сжал руку в кулак. Он принялся клевать мне пальцы, ворча что-то на своем птичьем языке, и нечаянно у него вырвалось «Ян». Я мигом разжал кулак, дал ему склюнуть личинку и опять сжал пальцы. Кажется, я что-то придумал… Стар всячески старался одолеть барьер из пальцев, но получил награду лишь после того, как снова произнес «Ян». Этого оказалось достаточно. Скворец усвоил новый для себя сигнал. Продолжая затем «дрессировку», я добился того, что скворец, на удивление гостей, услышав мой вопрос: «Как звать хозяина?» — тотчас отвечал: «Ян, Ян» и летел к моей руке. По сути дела он научился отвечать на вопрос, отвечать сигналом на сигнал! Достижение более выдающееся, чем может показаться на первый взгляд. Конрад Лоренц в уже цитированной мною книге пишет:
«Даже умнейшая из всех «говорящих» птиц, которая, как мы вполне могли убедиться, способна согласовывать свои высказывания с конкретной частной ситуацией, тем не менее не может практически применять свой дар».
И еще одна цитата оттуда же:
«Профессор Кёлер… пытался заставить своего талантливого серого попугая по кличке Гейер произносить слово «пища», когда тот был голоден, и «вода», когда он испытывал жажду. Эта попытка не имела успеха, не смогли добиться этого и другие исследователи».
А Стар решил эту задачу. Сколько раз бывало, что он семенил по мне, слегка пощипывая меня клювом и твердя свое «Ян» так трогательно, что я в конце концов шел за лакомыми мучными червями. Чем не «практическое применение своего дара»?
