Наконец, на самом ли деле гигантские угри так уж велики? Леон Бертин, профессор ихтиологии из Музея естественной истории, так отвечает на этот вопрос:
"Из того факта, что некий европейский угорь может достигать максимума величины 140 сантиметров, происходя из лептоцефала длиной 8 сантиметров, можно ли заключить, что, соответственно, личинка 180 сантиметров совершенно обязательно превращается во взрослую особь 30 метров длиной? Употребление простого правила переноса в вычислении размеров абсолютно бессмысленно, когда мы переходим от одного вида к другому".
Изучение формы гигантского лептоцефала дает несколько ценных указаний на индекс роста, который следует применить. Ведь, на самом деле, личинки-лептоцефалы в зависимости от своего вида имеют очень разные формы. Личинки обычного угря походят на лист оливкового дерева, а личинки морского угря и мурены напоминают довольно короткую ленту. На самом деле, существуют все промежуточные формы от лептоцефалов рода Суета, похожих на большой диск, и до рода Nemichthis, схожих с длинной узкой лентой.
Обозначив форму гигантских лептоцефалов, скорее, как ленточную, профессор Бертин констатирует: "…следует признать, что они не имеют ничего общего с обычными угревидными рыбами, такими, как угри, мурены и так далее… Зато они легко сближаются с Nemichthis и родственными формами. А ведь самые крупные известные личинки этой группы достигают 38 сантиметров, а самые крупные известные взрослые особи — примерно 100 сантиметров. Соотношение, скорее, один к трем, а не один к восемнадцати, как у угря. Если два пойманных гигантских лептоцефала принадлежат к группе Nemichthis, то, следовательно, весьма возможно, что взрослые будут от 5 до 6 метров в длину, а совсем не 30, как кто-то может ожидать".
Великий французский специалист по угрям пошел еще дальше:
"Тот факт, что лептоцефала и взрослую особь отделяет превращение (метаморфоза), приводит к глубокой неуверенности относительно их величин. Что, например, можно подумать о происходящем с Batracien anoure, у которых очень часто головастик гораздо крупнее взрослой особи; головастик Pelobates fuscus 18 сантиметров дает, после метаморфозы, взрослую особь 6 сантиметров. И так далее. Другими словами, размеры личинки не позволяют делать никаких заключений о размерах взрослого животного. Ничто не доказывает, что лептоцефалы 180 сантиметров обязательно являются моделью угревидной рыбы очень крупного размера".
Приходится уточнить, что если эрудированный автор "Жизни животных" так упорствует в своем стремлении разрушить единственное конкретное доказательство существования морского змея, то совсем не для того, чтобы отрицать его самого. Наоборот, его мнение по этой проблеме весьма ясно выражено так: "…чудовище существует. Другое дело — узнать, какова же его природа".
Но профессор Бертин решил, что "гипотеза о "морском змее — угревидной рыбе" не имеет ничего общего с теми тремя чертами, о которых с редкостным постоянством твердят те, кому посчастливилось видеть животное: с четырьмя лапами в форме плавников, вертикальными волнообразными движениями тела и со струйками пара, выбрасываемыми из ноздрей".
Написав так, профессор Бертин пал жертвой общей ошибки, посчитав, что все наблюдения морского змея относятся к одному и тому же виду. Совершенно очевидно, что морские чудовища, у которых можно различить четыре лапы или которые выбрасывают из ноздрей струйки пара, никак не могут быть гигантскими угрями. Но это совсем необязательно для тех случаев, когда у них различают вертикальные извивы туловища.
К совершенно умопомрачительному выводу пришел в 50-х годах доктор Морис Бертон — другой энциклопедист-зоолог.
Прозанимавшись проблемой морского змея тридцать лет, доктор Бертон заключил, что и тот, и лох-несское чудовище, столь часто описываемое похожим образом, не могут быть никем иным, как гигантскими угрями:
"Это единственные известные животные, чувствующие себя одинаково хорошо как в соленой, так и солоноватой или даже порой в пресной воде, и которые сохранили черты амфибий, для того чтобы держать голову над водой достаточное время, и которые обычно живут, затаившись на дне, и появляются на поверхности редко и спорадически".
Напомнив о поимке гигантского лептоцефала, он прибавляет: "Вопрос о размерах не должен служить помехой тому, чтобы принять эти настойчивые истории. Существует только проблема горбов — единственное препятствие для восприятия всех этих историй".
Раз угри не способны извиваться в горизонтальном плане, они конечно же не могут никогда представать в виде нитки буйков. Но, спрашивает себя английский натуралист, а не случается ли иногда так, что угри плавают на боку? Если они делают это на поверхности, то проблема горбов решена!
Доктор Бертон принялся настойчиво расспрашивать всех рыбаков, которых знал, но — увы — тщетно. Никто не видел, чтобы угорь вел себя столь странным образом. Никто даже и не вспомнил, что видел угря, плавающего на поверхности. Но немного позже, когда он уже в который раз показывал фильм "Вокруг рифа", который ему было поручено комментировать, доктор Бертон был просто ошарашен. Хотя он и видел фильм множество раз, но только тут он заметил, как некий угорь плавает — и быстро — под коралловым рифом, приняв для этого положение на боку! И, извиваясь в вертикальном плане, он может стремительно перемещаться, не приподнимая ни одну из частей тела больше, чем на несколько сантиметров от дна. Можно сказать, что он скользит над дном, примыкая к малейшим изменениям рельефа. Конечно, его извивающееся тело никогда не принимало более чем две выпуклости — горба, но быстрые волнообразные движения плавников, обернутых вокруг тела, создавали впечатление целой серии горбов, проходящих от края до края.
Во всяком случае, ответ на первый пункт был найден: угри способны плавать на боку. Чтобы попытаться проверить, обычно ли для них такое поведение и могут ли они продемонстрировать его на поверхности, доктор Бертон при первой же возможности отправился в аквариум Лондонского зоопарка, где и застыл перед «домом» угрей.
Наблюдать животных в надежде увидеть, как они совершают какое-нибудь особое движение, — это исключительно утомительная задача: все зоологи — и, может быть, еще фотографы-анималисты — прекрасно это знают. В течение первого получаса ничего особенно интересного не произошло, но в последующие случились очень странные вещи.
"Один из самых маленьких угрей, длиной в сорок пять сантиметров, поднялся со дна бассейна и стал медленно раскачиваться до тех пор, пока не оказался подвешенным вниз головой под водой. Затем он заскользил к поверхности, да так, что 23 сантиметра его хвоста оказались вертикально торчащими из воды, и в такой позе он принялся медленно плавать туда-сюда. Какой-нибудь крупный угорь, сделав такое и вытянув на метр восемьдесят хвост из морских вод, приобрел бы вид, который трудно интерпретировать, и даже поверить в него нелегко.
