Было бы ошибкой утверждать, что нез-персэ сохранили жизненный уклад своих предков. Конечно же это не так. Но они следовали многим старинным обычаям. Шаман продолжал играть важную роль в жизни общины. Не сдавал позиций и священный ритуал бани, где посредством контакта со всепроникающим Духом-Создателем, помимо физического, достигалось еще и духовное очищение и исцеление. Шаман управлял ходом церемонии, вызывая духов предков и животных. Во время ритуала не применялось никаких наркотических или галлюциногенных веществ, но внутри бани жарило так, что эффект был почти такой же.
Баня представляла собой купол, сделанный, как правило, из толстых ветвей ивы — дерева любви, ибо оно гнется, но не ломается. Сверху он был покрыт шкурами и одеялами. Внутри, в небольшом углублении посредине, горел огонь. Раскаленные камни были выложены вокруг огня в форме сердца. Их постоянно сбрызгивали водой, настоянной на разных травах, чтобы усилить жар. В результате получался сухой пар, как в сауне, от которого с человека сходит по семь потов. Помещение было низким и тесным: туда набивалось по одиннадцать — двенадцать человек зараз, причем выпрямиться во весь рост не представлялось возможным. Такая парильня символизирует материнскую утробу, темную и влажную, с маленьким входом-выходом, расположенным на западе или на востоке — в зависимости от того, кому вы направляете свои молитвы. Заходили туда спиной вперед и обнаженными, как бы возвращаясь в чрево матери. В бане можно было находиться по пять часов или даже дольше — разговаривать, молиться, благодарить духов, стихии и высшие силы. А по выходе охватывало такое чувство, будто ты и впрямь заново родился — и физически, и духовно.
Это было воистину удивительное переживание. Я помню, как старейшины племени говорили мне там, внутри, что-то важное, но я ничего не понимал — мои мысли парили где-то в пространстве, и я был совершенно не способен сосредоточиться, хотя и сознавал торжественность момента. Но информация как будто, минуя свои обычные каналы, напрямую врезалась мне в память. Той ночью я увидел нашу беседу во сне, а наутро, открыв глаза, обнаружил, что помню каждое слово!
Прошло три недели с моего приезда в лагерь. Как-то раз после полудня я зашел в палатку-кухню выпить черного кофе, чтобы немного согреться. Остальные в это время были заняты приготовлением пищи. Один из биологов, увидев меня, спросил: «Ты что, вообще никогда не ешь?» — «Ем, конечно, — соврал я, — просто мое время обеда не совпадает с вашим».
Я отвернулся, и вдруг мои глаза встретились с пронзительным взглядом всезнающего Леви. Он стоял, скрестив руки на груди, прямо напротив меня, у входа в кухню. «Я слышал твои слова, — прочел я на его лице, — и знаю, что это неправда».
Этим дело вроде бы и кончилось. Однако пару недель спустя, пополняя в винчестерской лавке свои запасы ююбы, я снова наткнулся на Леви. Когда я отошел от прилавка с тремя фунтами конфет в бумажном пакете и уже собирался выйти на улицу, он вдруг возник передо мной, словно ниоткуда, в той же самой позе, скрестив руки на груди и глядя на меня в упор. «Наше время обеда не совпадает, не так ли?» — произнес он.
У меня внутри все оборвалось. «О господи, он меня вычислил, — подумал я, — и теперь первым же самолетом отправит домой».
«Зайди ко мне в офис, когда вернешься», — сказал он и ушел.
Это был очень долгий подъем по горной дороге. Я лихорадочно подыскивал оправдания и не придумал ничего лучше, чем безоговорочная капитуляция. Извинюсь перед ними, соберу вещи и попрошу кого-нибудь подкинуть меня до ближайшего аэропорта в Льюистоне. В Англии меня ожидала полная неизвестность. Но, что бы ни случилось, я знал одно: те четыре недели, что я провел здесь, были лучшим периодом в моей жизни. И, учитывая, что я не имел должного образования и не платил за обучение, все-таки это волшебное время продлилось на четыре недели дольше, чем я ожидал.
Но Леви прервал мою покаянную речь на полуслове. «Я поговорил с биологами, — сказал он, — и они хвалят тебя. Говорят, ты здорово помогаешь им ухаживать за волками. Поэтому я решил назначить тебе небольшую плату. Но я не буду давать тебе наличные, а открою кредит в магазине, чтобы ты мог питаться нормально, как все остальные».
Я был совершенно счастлив. Несколькими словами он в корне изменил мою судьбу. У меня будет доход, пусть и мизерный! Мало того что у меня не отняли крышу над головой и право жить среди людей, которыми я искренне восхищаюсь, и заниматься при этом любимым делом, — теперь я смогу еще и обедать по-настоящему! Все мои мечты сбывались на глазах. В общем, я остался в лагере еще на пять месяцев. Думаю, моя готовность терпеть любые лишения только ради того, чтобы быть с ними рядом и учиться у них, немало поспособствовала укреплению добрых отношений с Леви и его сотрудниками. Я не раз слышал, как они говорили новоприбывшим студентам, которые ныли по поводу условий жизни в лагере: «Посмотрите-ка на этого парня! У него, между прочим, вообще ничего нет, ему еле на еду хватает, и при этом он работает весь день и учится всю ночь!» Но я привык к трудностям такого рода. Ребенком я часто спал на голом полу в сарае, и все здесь, в Айдахо, — отсутствие запасной одежды, подушки и мебели — будто бы возвращало меня во времена детства, по которым я так долго тосковал. Я чувствовал себя в своей стихии; иными словами, я вновь обрел дом.
После обычного утреннего обхода на предмет проверки ограждения меня ждал завтрак, а потом — уйма дел. Я рубил дрова для лагеря, ездил на соседние фермы за тушами или, если нам сообщали, что где-то на дороге сбили животное, забирал труп оттуда. Я кормил волков и следил за состоянием их здоровья, готовил типи к приезду новых студентов, расчищал снег и занимался мелким ремонтом на территории лагеря. Когда Центр был открыт для посещений, я водил на экскурсии группы туристов — показывал им интересные места, развлекал историями и снабжал буклетами и сувенирами. Иногда я отправлялся с биологами следить за перемещениями волков, выпущенных на волю в рамках программы Леви. К каждому животному был прикреплен радиомаячок, так что мы всегда знали, где кто находится, и на основании этого изучали их поведение, а также предупреждали фермеров, если волк оказывался в опасной близости к их стадам. Подобные вылазки часто занимали больше суток, и по ночам, когда температура воздуха резко падала, я очень жалел, что прибыл в Айдахо без адекватного снаряжения или хотя бы пары более теплых носков. Спасала меня только армейская подготовка, в особенности тренинги по выживанию.