Кипяток пили вприкуску с сухарями. Гриша редко прихлебывал из кружки, больше хрумкал. Анисим наоборот: откусит маленький кусочек от сухаря и зычно схлебывает из своей кружки.
Унялся костер, и тайга притихла, и земля сжалась.
– Папань? А ангел-спаситель только у верующих бывает?
– У каждого свой. Знаю одно: если у человека вырвать веру, то делай с ним что хошь. На вере держится и жаждущая и смирная душа. Я верю в Бога и лучшее, что есть в человеке, тоже божественное. – Анисим помолчал, прокашлялся. – За тебя, сын, я в тревоге, какой пойдешь ты дорогой в этой всеобщей растерянности. Тебе выбирать: или мы одолеем выпавшие испытания и тяготы и станем достойными своего отечества Российского… или пропадем.
Гриша прижал руку отца к щеке. Она была жаркая, твердая и трепетно-нежная.
Разбудил его вой волков. Спал Гриша, обставленный лапником, полусидя, как птенец в гнезде. Ему показалось, что их обложили волки. Он открыл глаза. Анисим сидел у костра без фуфайки, сдвинув шапку на одно ухо. У ноги его лежал топор, у колодины, на которой он сидел, стояло ружье.
– Спи.
– Волки?
– Волки. Спи.
Гриша увидел, что отцовская фуфайка у него за спиной. Он встал и накинул ее отцу на плечи.
– Мне и так не холодно, – выбивая чечетку зубами, сказал Гриша.
Мороз крепчал. Слышно было, как щелкали тальники, подавали голоса и волки, будто сговаривались. Грише казалось: он и их возню слышит…
– Сюда не придут, – успокоил Анисим.
– Похоже, они кого-то зарезали.
– Похоже, – согласился отец. – Погрейся, садись поближе к огню, – уступил место Анисим.
– Может, они на стадо напали, – садясь рядом с отцом на колодину, предположил Гриша.
– Может. Утром осмотримся, видно будет, что к чему…
– Холодрыга, – признался Гриша.
– Рекостав. На восходе еще добавит…
– Ты не спал, папань?
– Подремал. И ты еще поспи.
– А давно гуляют? – кивнул Гриша в сторону речки.
– С вечера запели. Один голос выделяется, похоже, командует.
– Волк?
– Нет, Григорий, у волков, насколько я знаю, волчица правит. Хоть и говорят – волк, а я сколько наблюдал – волчица.
– А предводитель стаи?
– Она и предводитель. Она и выбирает вожака, самого сильного из стаи волка. Она и смещает. И детей растит волчица, и пока не подрастут, никого не подпускает.
– И отца?
– И отца. Принесет он добычу, положит у входа в нору и опять пошел на охоту.
Спокойствие отца передалось Грише.
– А когда волчата подрастут, узнают своего отца?
– Как же не знать. Все хозяина знают.
– Сам же говоришь, волк не хозяин.
– Он хозяин и есть. В каждом доме свой хозяин.
– А если он не захочет подчиниться волчице?
– Ну что ж, тогда волчица набросится на вожака и стая пойдет за ней и накажет… бывает, и разрывают вожака… Тогда волчица другого вожака выберет. У них, брат, по этой части строго, – рассмеялся Анисим. – Давай-ка еще маленько подремлем.
Анисим встал, подложил в костер сучья.
Отец и сын сидели рядом. Грише казалось, что весь мир здесь, с его отцом, и ничего больше не надо. С отцом они владеют тайной, как должен жить человек. И эта тайна Гришу делала сопричастным судьбе отца, их роду. И даже волки теперь не пугали его. Они жили сами по себе, своей звериной жизнью, как бы в другом лесу, а он жил своей, окрыленной, неведомой до сих пор жизнью.
Нагретый лапник отражал тепло, пригревал. Неясный шум леса убаюкивал…
– Просыпайся. Похрумкаем да побежим. – Над ним с котелком в руках стоял отец.
– Рассвело уже, – пооглядывался Гриша, подставил ладошки, и отец полил ему теплой воды из котелка.
Чай пили, не торопясь, вприкуску с сухариком. Костер догорал, тихо мучнились угли.
– Так что, Григорий, к речке возьмем направление или будем ломить буреломы?.. – Анисим сложил кружки, у котелка вытер донышко о снег и тоже убрал, встряхнул мешок – не бряцает. Гриша закидал костер снегом. Он не знал, что ответить отцу: во все стороны одинаково торчали вывороты, громоздился валежник.
– К речке так к речке, – запоздало решил Гриша.
– Ясно. – Анисим сунул за опояску топор.
Они направились в сторону речки, валежник редел, перед ними словно поднимало с земли падучий многосаженный лес. Повеяло теплом, и лес все уплотнялся и уплотнялся, исчезли валежины. Стало сумеречно и парко. Крона была настолько сомкнутой, что на земле почти не было снега. Буйно росли зеленые хвощи. Под ногой вдруг захлюпало.
– Вот это да! – Поднимая высоко ноги, Анисим свернул с тропы. Просматривалась небольшая котловина, где вся земля была исхожена, исптоптана копытом, как в хорошем загоне. Здесь было тепло.
– Папаня, вот бы где ночевать. Там зима, тут лето, чудеса. – Гриша снял рукавицы и сунул их за пазуху.
– Вполне можно жить под этой крышей, – поддержал Анисим. – Мороз не достанет, – кивнул он на окуржавевшие вокруг деревья. – Тут горячий источник. Прислушайся.
– Чавкает где-то, – сказал Гриша. – Будто конь идет…
– И я про то…
– Может, волки? – перешел на шепот Гриша.
– Да нет. Волку здесь делать нечего. Зверь ходит…
– А волк не зверь? Зверее еще…
– Я и сам попервости недоумевал, когда не стало слышно шагов по обочине проталины, – заговорил Анисим. – Здесь зверем зовут копытных, а волка так волком и кличут…
Лес начал редеть, прибавляя снег, и мороз снова прихлынул. А когда спустились к речке и ступили на лед, обожгло резким хиусом.
Из-под скалы восход солнца уже вытягивал хвост тени, освобождая излучину речки. Хвост этот светился, меняя окраску от бархатисто-темного до светло-оранжевого. А лес на противоположном склоне горы был седой и совершенно гладкий.
– А это что там? Да не туда смотришь, смотри, Гриша, в поворот реки, как раз напротив скал.
– Что-то чернеет или сереет, а так нет ничего… Пошли посмотрим, – потянул Гриша отца.
– Тогда ясно, – сказал Анисим. – Было побоище…
– Ну?! – навострился Гриша. – Побежали!..
Лед на плесе был крепким, но скользким. По-видимому, вода застыла еще до снега, и устоять на льду было нелегко, ноги разъезжались. Когда подошли к месту, увидели: снег был сбит и виднелись на реке темные пятна. На этом месте волки, как и предполагал Анисим, задрали оленя. Снег был затоптан, в темно-красных подтеках крови.
– Так и есть, – сказал Анисим. – Видишь, волки волокли куски от оленя. А в лесу дожрали оленя.
– Как же они догнали его?
– Загоном взяли… В том-то и дело, что этот бедолага кинулся на лед, ноги разъехались, тут они его и взяли… А вот и отстой через речку, – показал Анисим на противоположный скалистый берег. Гриша сразу признал скалу.
