Глава XXIII. ДЕРЕВО-ВОДОЕМ
Ночь была тепла, постель мягка. Но заботы о будущем не давали ему уснуть. Несколько раз его будили кошмары. Когда Герберт окончательно проснулся, он увидел, что воздух над его головой насыщен мягким голубоватым светом, а в колышущихся листьях трепещут первые солнечные лучи. Вокруг, в чаще деревьев, еще царил предрассветный серовато-голубой полумрак.
Не надеясь больше уснуть, Герберт поднялся со своего ложа, намереваясь немедленно отправиться в путь. Сборы его были несложны - надо было только стряхнуть приставшие к одежде шелковистые хлопья семян и, вскинув на плечо ружье, пуститься в дорогу. Но голод мучил его еще сильнее, чем накануне вечером, и, хотя сырая «горная капуста» была не слишком соблазнительным завтраком, он решил закусить ею на дорогу, благоразумно следуя пословице «Лучше синица в руке, чем журавль в небе».
Утолив голод остатками вчерашнего ужина, Герберт почувствовал, что его начинают терзать муки более сильные, чем голод, - его одолевала жажда. Она становилась невыносимой. «Горная капуста», содержащая в себе довольно едкий сок, не утолила, а только усилила ее.
Герберт хотел было поискать воду в лесу. Он надеялся найти реку. Но тут ему пришло в голову, что незачем искать воду, что она должна быть где-нибудь поблизости. Но где? Пока он не заметил ни ручья, ни источника, ни пруда, ни реки. И все же ему смутно вспоминалось, что он видел воду где-то неподалеку. Вдруг он вспомнил - он видел ее на верхушке огромной сейбы!
Накануне, взобравшись на пальму, он мельком взглянул сквозь ее листья на верхушку соседней сейбы. Как и все большие деревья тропического леса, она была сплошь увита эпифитами - ползучими растениями с воздушными корнями. Особенно разрослась, обвивая сучья в самой гуще листвы, тилландсия. Казалось, корни ее питает плодороднейшая почва - так пышна была ее зелень. Повсюду среди широких трубчатых листьев выглядывали ярко-алые цветы с острыми лепестками. Вот в углублении этих огромных листьев с загнутыми внутрь краями Герберт и заметил вчера, как ему показалось, воду. Убедиться в этом было делом нескольких секунд - следовало только взобраться на сейбу. Весь ее ствол обвивали толстые лианы; подгоняемый жаждой, Герберт полез на дерево.
Вскоре он добрался до главной развилины сейбы, где росла тилландсия. Да, он не ошибся - в глубине широких листьев хранилась живительная влага, скопившаяся от рос и дождей. Солнечные лучи никогда сюда не добирались.
Едва Герберт коснулся одного из этих водоемов, как из него выпрыгнула зеленая древесная жаба. Перескакивая с листа на лист и не боясь упасть, так как ее лапки снабжены особыми губчатыми присосками, она скоро исчезла среди листвы. Голос этого странного создания Герберт слышал всю ночь. Когда к нему присоединился еще целый хор подобных же голосов, Герберту вспоминались стоны, скрип и потрескивание «Морской нимфы» во время бури.
Присутствие древесной жабы в ее законном убежище не отпугнуло Герберта. Палящая жажда заставила его забыть о брезгливости; нагнувшись над листом тилландсии, он припал губами к прохладной воде и пил, не отрываясь, пока не напился вдоволь. Влезая на дерево, Герберт несколько устал и, прежде чем спуститься, решил немного отдохнуть на широком суку сейбы.
«Ну, - подумал он, - если люди тут негостеприимны, этого нельзя сказать о здешних деревьях. Вот два дерева, первые, к которым я обратился, и они дали мне все самое необходимое для существования: еду, питье и убежище. Да еще в придачу отличную постель, какую найдешь далеко не во всякой гостинице. Что еще нужно человеку? К чему стены и крыша под таким небом? Право, спать в лесу - одно наслаждение. И, честное слово, если бы не страх перед одиночеством, - ведь человек не может обходиться без общества себе подобных, - я готов был бы провести всю жизнь в этих дивных лесах, без труда и забот. Здесь, несомненно, водится дичь, и мне говорили, что на Ямайке она не охраняется законом. Я могу охотиться сколько душе угодно... Но что я вижу? Неужели лань? Нет, это свинья. Ну да, конечно, свинья. Но почему у нее такой странный вид - острые уши, рыжая щетина, длинные ноги, клыки? Да ведь это, кажется, дикий кабан!»
Это действительно был дикий кабан ямайских лесов, прямой потомок кабана Канарских островов, завезенного сюда испанцами.
Молодой человек, никогда не видевший кабана в его естественной, природной обстановке, некоторое время еще сомневался, но уже в следующую минуту сомнения его рассеялись. Короткие торчащие уши, длинные ноги, морда и туловище, заросшие косматой щетиной, рыжей, как мех лисицы, быстрые, резкие движения, свирепые глазки - да, это был настоящий дикий кабан, а не домашнее животное. Когда он захрюкал - отрывисто, громко, свирепо, - это очень мало напоминало поросячье хрюкание на скотном дворе.
Дикий кабан! И так близко! Как пожалел Герберт, что оставил ружье внизу на земле, а сам в эту минуту сидит высоко на дереве! Но спуститься за ружьем, не спугнув зверя, было трудно: легкий шум, треснувший сучок - и кабан немедленно скроется в лесу. Герберт решил пока оставаться наверху и молча наблюдать за зверем, с которым его так неожиданно свел случай.
Глава XXIV. ОХОТНИК ЗА КАБАНАМИ
Кабан стоял под сейбой, принюхиваясь к лежавшей на земле «горной капусте» остаткам завтрака Герберта. Дернув поросшим щетиной хвостом и отрывисто, удовлетворенно хрюкнув, зверь принялся уничтожать разбросанные листья, перетирая их могучими зубами. И вдруг, в мгнонение ока, мирная картина изменилась. Кабан подпрыгнул и, подняв кверху морду, издал особый, пронзительный визг, в котором одновременно звучали тревога и угроза. Щетина на его спине встала дыбом.
Герберт посмотрел вокруг, стараясь понять, что вспугнуло зверя, и ничего не заметил. Но кабан, очевидно, что-то увидел или услышал; он уже готов был обратиться в бегство, но в то же мгновение прогремел ружейный выстрел, просвистела пуля, кабан с диким визгом перевернулся в воздухе и упал на спину. Из раны на передней ноге брызнула кровь. Однако зверь тут же снова вскочил. Ярость удержала его от бегства. Он отступил немного ближе к стволу дерева, встав как раз между толстыми корнями там, где молодой англичанин провел ночь. Тут, защищенный с боков и с тыла, грозно хрюкая, он поджидал врага.
Тот не замедлил появиться. Из лесной чащи выскочил человек, вооруженный длинным прямым ножом. Несколькими прыжками он пересек поляну и схватился с раненым зверем.
Несмотря на полученную рану, кабан был опасным противником. Требовалась исключительная ловкость, чтобы уклоняться от его страшных клыков. Враги попеременно бросались друг на друга. Охотник старался пронзить зверя длинным ножом, а кабан, раскрыв пасть, яростно кидался на противника, пытаясь проткнуть его острыми клыками.
