Прижавшись к Дэну и обхватив его морду руками, Люк выкрикнул:
— Дядя Генри, Дэн — необыкновенная собака! Вы не знаете, какой он чудесный пёс!
— Да, хороший был пёс, — согласился дядя Генри, попыхивая сигарой, а Люк смотрел на синий дым, что плыл по веранде, и думал, почему ему не приходят на ум такие слова, которые могли бы объяснить, какой Дэн необыкновенный; не отыскивалось никаких слов вообще: он никак не мог собраться с мыслями. Сколько раз он сам чувствовал, какой необыкновенный Дэн, но сейчас был не в состоянии убедительно описать это чувство.
— Видишь ли, мой мальчик, — отеческим тоном вещал дядя Генри, — я знаю, что ты любишь Дэна. И мы тоже всегда любили Дэна. Но приходит такая пора, когда надо расстаться со старой собакой, несмотря на всю привязанность к ней. Ты меня понимаешь, Люк, не сомневаюсь. Нужно быть человеком практичным. И для собаки это лучше. Дэн прожил долгую и нетрудную жизнь. А сейчас он нам в тягость. Он стал бездельником, а мы должны его кормить. Что ещё нам остается?
— Пусть он живёт у нас, пожалуйста, дядя Генри.
— И с лошадью, равно как и с собакой, следует поступать разумно, Люк. Нужно поступать практично. Я не против собаки вообще. Нам нужна собака. Но такая, что не зря ест. Я куплю тебе щенка, мой мальчик, щенка, что будет расти вместе с тобой и превратится в умную собаку, которая будет нам верно служить.
— Не надо мне щенка! — вскричал Люк, отворачиваясь.
Он не хотел, чтобы дядя Генри видел его слёзы. Увидит и ещё раз убедится, что Люк ещё ребенок и не желает быть практичным; лишний раз уверится, что Люка следует учить уму-разуму.
Обежав вокруг Люка, Дэн залаял и принялся лизать Люку затылок, желая показать, что понимает его горе.
На веранде воцарилось долгое молчание. Сгустились сумерки, из усадьбы мистера Кемпа донеслось мычание коров, потом снова наступила тишина. Из-за леса послышался гудок товарного поезда. На воды реки упали тени деревьев, и она теперь стала тёмно-зелёной.
Поймав взгляд мужа, тётя Элен предостерегающе приложила пальцы к губам. Глупо было продолжать разговор в присутствии мальчика. Она была доброй по натуре, она жалела Люка, но считала его достаточно разумным, чтобы беспокоиться не только о том, что лучше для собаки, а о том, что в конечном счёте будет лучше для него самого. Никому не доставляет удовольствия видеть, как лишают жизни верного старого пса, но, с другой стороны, на свете никто не живёт вечно, а её муж лучше других разбирается в том, что живое существо становится бесполезным. Чувства же, которые испытывает ребенок, несерьёзны. То, что представляется сейчас страшным горем, через два дня будет забыто. Нужно лишь, считала она, быть чуточку тактичными.
— Старый пёс, вроде Дэна, нутром чувствует, что его дни сочтены, — уговаривала она. — И знает, когда ему суждено умереть. Ты понимаешь, о чём я говорю, правда, Генри? И у Дэна, по-моему, уже появилось такое чувство.
— Верно, — согласился дядя Генри.
— Старая собака, вроде Дэна, — продолжала она, — когда наступает срок, уходит в лес и там отыскивает себе место, чтобы умереть. Правда, Генри? — громко спросила она.
— Верно, — снова согласился дядя Генри. — По правде говоря, вчера, когда Дэн куда-то исчез, я решил, что именно так и произошло. По правде говоря, именно так и случится. Поэтому нечего нам беспокоиться по поводу того, как с ним расстаться. Забудь об этом, Люк, — сказал он и зевнул, словно сам забыл о собаке.
Но Люк знал, что если дядя принял разумное решение, порядком над ним поразмыслив, то вряд ли он с ним легко расстанется. Для дяди Генри принять решение значило его осуществить. Дядя Генри презирал людей, которые знали, что нужно делать, но из чувства жалости старались уйти от выполнения своих обязанностей. Поэтому тревога не оставляла Люка. Раз дядя Генри решил покончить с колли, то сам себя будет стыдиться, если уступит перед привязанностью племянника к старому псу.
— Пойду, пожалуй, погуляю, — машинально сказал Люк.
— Темнеет уже, Люк. Не уходи, — отозвалась тётя Элен. — По-моему, собирается дождь.
— Нет, дождя не будет, — твёрдо возразил дядя Генри.
— Я только спущусь к реке, — сказал Люк.
Как только он двинулся вниз по тропинке, Дэн встал и пошёл вслед за ним.
На берегу реки Люк уселся на камень, положив руку на голову собаки, и не сводил глаз с воды, над которой, вовлекая в свой мрак и его, сгущались отбрасываемые деревьями огромные тени. Загорелось несколько звёзд. За устьем реки шла гладкая мерцающая полоса озера. В сумерках озеро всегда мерцало. А когда совсем темнело, эта полоса растворялась в линии горизонта, и с появлением луны по воде бежала длинная лунная дорожка. В груди у Люка болезненными толчками отзывалось сердце, хотя он старался убедить себя, что ничего не чувствует.
— Пойдём, Дэн, — позвал он собаку, и они добрались до самого устья реки и прошли ещё ярдов сто по песку.
Совсем стемнело, а луна вдруг скрылась за тучами. Появился лёгкий ветерок. Люк стоял на берегу рядом с собакой и смотрел на чёрное озеро. Вода рябилась от ветра. Внезапно ветер подул сильнее, штаны облепили его ноги, волосы оттянуло назад. Пёс, шерсть которого тоже взъерошилась от ветра, посмотрел на него, словно недоумевая, почему Люк молчит и не сводит глаз с темнеющего озера. Он тоже то и дело поглядывал на озеро, стараясь понять, что так привлекло внимание Люка.
— Знаешь что, Дэн? — сказал Люк. — А ведь, наверное, будет дождь.
Звук собственного голоса нарушил охватившее его одиночество. Ему вдруг захотелось как следует поразмыслить. Если он будет бороться за Дэна с таким же упорством, с каким сражался против огромного Тора, то ничего страшного не случится, он сумеет победить. Но дядю Генри не ударишь по голове, как он ударил Тора. Он не может бороться с дядей Генри, потому что Дэн ведь не его, Люка, собака. А дядя Генри не только хозяин Дэна, но ещё и опекун и хозяин его, Люка. Они оба принадлежат дяде Генри, который мог распоряжаться их жизнью как ему заблагорассудится и никогда не внимал чужим советам.
Люк сердцем чувствовал, что никакие мольбы дядю не тронут. Можно лишь одно, решил он: стараться, чтобы собака не попадалась дяде на глаза, не пускать её в дом и кормить, когда дяди Генри нет поблизости.
— Пойдем, Дэн, — сказал он. — Я не хочу, чтобы они нас искали, звали и вообще замечали. — И он направился обратно к дому, прошёл через гостиную, где тётя и дядя были заняты чтением, и поднялся наверх, к себе в комнату.
Когда он разделся и залез в постель вместе с Дэном, он попытался убедить себя, что если дядя Генри несколько дней не увидит Дэна, он, может, и забудет про него, в особенности если на лесопильне будет очень много работы. Вообще-то говоря, колли занимает довольно мало места в его жизни. Он уже давным-давно собирался отделаться от колли, но всё откладывал и откладывал.
