Мороз. Небо над головой голубое-голубое. На краю его, над горами, солнце: от него льет столько света, что он не вмещается на земле. Кедры стоят в белой дымке, суровые и неприступные, как богатыри. Лиственницы подпирают небо. Они в куржаке. Точно какой-то волшебник каждую веточку оплел стеклянным кружевом, и эти кружева загораются то холодным матовым светом, то розовеют, точно наливаются брусничным соком, то вдруг от комля до вершины заискрятрятся, будто кто-то дерево осыпал звездочками. А воздух тугой и прозрачный. Я прислушиваюсь. Откуда-то издали доносится тихий серебряный звон. Может, где-то пасутся с колокольчиками олени? Нет. Так звенит таежная тишина в морозный день. В такую погоду идти легко. Орлик бежит справа. Теперь мы вдвоем, Назарихи нет, поэтому Орлик старается изо всех сил. За утро нашел пять белок.
Иду косогором. Не тороплюсь. Встречается поросль пихтача. Деревца высотой метра в полтора стоят гурьбой, прижавшись друг к другу. Ветки их привалило снегом. На макушках белые шапки. Я стою будто окруженный детворой. Такую поросль охотники называют чепурой. Ни пройти по ней, ни проехать. Если соболь спрячется здесь, никакая собака не сыщет его.
Кое-как пробрался я через молодой лес. Вошел в кедровый колок. Солнце сюда проникает с великим трудом. На снегу лежат его золотистые полосы. След соболя. Душа будто ахнула и замерла. Трогаю след посохом. Старый. Затвердел. Соболь прошел, видимо, ночью, спустился в распадок. На обратном пути пойду низом, может, на свежий след наткнусь. Но хотя зачем? Назарихи нет, а Орлик все равно не берет соболя. Грустно на душе. Идти сразу стало тяжелее. Добуду еще белку, и надо возвращаться к зимовью. И вообще, пора уже выбираться из тайги: отпуск подходит к концу.
Впереди Орлик поднимает глухарей. Они с шумом один за другим проносятся надо мной. Орлик бежит следом, подбегает ко мне и останавливается, заглядывая на деревья.
— Ну их к аллаху, — говорю Орлику. — Вон лиственный лесок. Белка должна там жить. Идем.
Орлик убежал. Я иду дальше. Кедровый лес сменил сосняк. Огромная колодина, а вокруг, нее все истоптал соболь. Что он делал? Кедровки зарыли орехи. Соболь отыскал тайник и лакомился орехами. Губа не дура. От колодины соболь пошел по хребту к северу. След свежий. Назариху бы… От нечего делать иду по следу. Куст рябины. Соболь увидел гроздь, прыгнул с пня, обломил ветку, съел ягоды и дальше пошел. Среди бора муравейник. Взобрался на кучу. Притоптал снег и сделал метку.
Тут след Орлика. Не бред ли? Орлик обнюхал след соболя и пошел по нему, вначале трусцой, а потом махом. Но соболь сделал петлю в березняке. Орлик распутал след и опять пошел махом. Теперь я не иду, а бегу. Орлик пошел по следу соболя! Душа моя ликует. Верно, Орлик еще не умеет следить, путается, но это не беда, научится, главное, что пошел. Чем дальше гонит, тем азартнее. Пойдет махом, соболь свернет в сторону. Орлик пробежит след, вернется, еще быстрей мчится.
Я мысленно его подбадриваю: «Молодец, Орлик! Только не бросай. До ночи гнать будем. Морозно. Ничего. Ночуем. Дров не занимать».
Лай! Далеко в хребте. Но лает неуверенно. Я бегу. Молод еще Орлик. Обманет его соболь, не таких собак проводит. Пот заливает глаза. Рубаха прилипла к спине. Ничего. Орлик уже недалеко. Вот он где гнал соболя. По неопытности спугнул. Соболь мчитсгя по прямой. Орлик за ним. У Орлика прыжок — пять моих шагов. От такого не уйдешь.
Редколесье. Чахлые листвянки. Среди них, на плешине, небольшой кедр и сосна с редкими сучками. Лает Орлик на сосну, но соболя на ней нет. Что случилось? Надо спешить.
Делаю круг. След соболя подходит к сосне. Орлик в азарте просмотрел его и пробежал метров десять мимо сосны. Остановился на всем скаку, юзом с сажень проехал. Вернулся к сосне, обнюхал ствол, соболем пахнет, залаял. Встал на дыбы, скребанул по стволу, но соболя нет. Вот и лает неуверенно.
И я в недоумении. Соболя нет, и следа дальше нет. Не улетел же он. Делаю еще больше круг. Что такое?
На следах Орлика след соболя. Притом идет туда, откуда прибежал Орлик.
Вот это отмочил. Когда Орлик стал настигать соболя, тот заскочил на дерево, Орлик пробежал, соболь в это время спрыгнул и убежал по следу Орлика в обратную сторону.
— Орлик, сюда! Усь!
Соболь пробежал метров двести по следу Орлика и свернул в покоть.
— Орлик! Соболь уйдет!
Орлик нюхал след, сделал несколько прыжков и уставился на меня, точно говоря: «Что ты мне морочишь голову? Я же видел, как он мелькнул возле дерева, только впопыхах не сразу разобрался».
— Обманул он тебя, Орлик! — почти кричу я, а сам бегу по следу. — Гони! Иначе уйдет. Скорей! Усь!
Орлик сорвался с места, поднимая снег, вихрем умчался по следу соболя. Я прошел шагов двести и остановился. Потер глаза. Под сердцем покалывало. Достал папиросу, закурил. А вокруг толпятся кедры. «Не догнать», — думаю с досадой.
И вдруг позади, шагах в двадцати, взлаял Орлик. Я вздрогнул от неожиданности. Оглянулся. Кедр. Орлик встал на задние лапы, точно медведь, и передними скребанул по стволу. Среди веток пугливо вздрогнул темный шар.
— Соболь! Черт подери! Орлик, да ты же молодчина!
Выстрел. Соболь у меня в руках. Орлик вылизывает из раны зверька кровь, как это делала Назариха, и косится на меня: мол, знай наших.
Я развязываю котомку, отдаю Орлику краюху хлеба, кусок сахару. Он лакомится, а я его обнимаю.
— Теперь мы с тобой повоюем.
Кладу соболя за пазуху и иду. Орлик трусцой бежит впереди. Остановится, оглянется и скалит зубы. Это он смеется, а весь вид его говорит: «Не ушел. Вот так. А ты еще недоволен был. И бабушка Авдо хороша. Ругать ее вроде неудобно, но ведь обидно, шалопутным назвала. Вот тебе и шалопутный».
Стою на самом высоком месте Комариного хребта. Вокруг громоздятся горы. На многих из них я бывал, промышлял белок или соболей. За горами синеют дали. Тайга. Сколько раз у ночных костров я проклинал охотничью жизнь. А вот пришло время покидать этот уголок земли — и загрустил.
Прибежал Орлик. Тыкается мордой в колени, а потом прыгает на грудь, старается лизнуть в лицо. Он тоже понимает, что сегодня мы пошли не охотиться, а просто побродить по лесу, полюбоваться природой. Обнимаю его.
— Прости друг, если когда-то неласков был с тобой. А ты за осень возмужал, многому научился, стал настоящей охотничьей собакой. Если доведется, то мы еще с тобой попромышляем соболей.
Спускаемся в березовую рощу. Справа темная стена кедров, слева — строй золотистых стволов сосен и белый коридор берез. На каждом дереве — живой черный ком, будто кто-то пустил детские шары, а они застряли в ветках. Это кормятся косачи.
