Тумай знал, что, пока он будет смирно лежать на шее Кала-Нага, с ним ничего не случится, ибо даже во время бешеной гонки и свалки в кхеде дикий слон не станет хватать хоботом и стаскивать человека с шеи ручного слона, а здешние слоны не думали о людях в эту ночь. Один раз они вздрогнули и насторожили уши, заслышав звон ножных кандалов в лесу, но это была Падмини — любимая слониха Петерсена-сахиба; с оборванной цепью она, ворча и пыхтя, взбиралась на гору. Должно быть, она сломала загородку и пришла прямо из лагеря Петерсена-сахиба. Маленький Тумай увидел и другого, незнакомого слона с глубокими бороздами от канатов на спине и груди. Он также, наверное, убежал нз какого-нибудь лагеря в окрестных горах.
Теперь из лесу уже больше не доносился шум приближающихся слонов; Кала-Наг, тронувшись со своего места между деревьями, вошёл в самую гущу стада, клохча и булькая горлом, а все слоны принялись разговаривать между собой на своём языке и двигаться.
Лёжа попрежнему, Маленький Тумай смотрел вниз, на многие, многие десятки широких спин, колеблющихся ушей, подрагивающих хоботов и маленьких, бегающих глаз. Он слышал стук бивней, случайно столкнувшихся друг с другом, сухое шуршанье переплетающихся хоботов, шорох громадных боков и плеч, трущихся друг о друга в толкотне, и непрерывное щёлканье и шелест огромных хвостов. Вдруг облако закрыло луну, и Маленький Тумай очутился в непроглядной тьме; но бесшумная упорная толкотня, движение и звуки бульканья не прекращались. Маленький Тумай знал, что слоны столпились вокруг Кала-Нага и нечего думать о том, чтобы заставить его выбраться из стада; он стиснул зубы и дрожал всем телом. В кхеде по крайней мере было светло от света факелов, там кричали, но здесь мальчик был совсем один во мраке, и один раз чей-то хобот поднялся и коснулся его колена.
Но вот один из слонов затрубил, все подхватили его крик и трубили пять или десять страшных секунд. Роса, как дождь, лилась с деревьев на невидимые спины, и тут поднялся глухой гул, сначала не очень громкий, так что Маленький Тумай не мог понять, откуда он взялся, но гул всё рос и рос, и вдруг Кала-Наг поднял одну переднюю ногу, потом другую и опустил их на землю — раз-два, раз-два — мерно, как механический молот. Теперь слоны топали ногами все вместе, и казалось, что это барабан бьёт перед боем у входа в пещеру. Роса упала с деревьев вся, до последней капли, а гул не умолкал, и земля тряслась и дрожала, и Маленький Тумай закрыл уши руками, чтобы не слышать этого грохота. Но казалось, что топот сотен тяжелых ног по голой земле слился в один чудовищный звук, от которого всё тело мальчика дрожало.
Раз или два он почувствовал, что Кала-Наг и другие слоны переместились на несколько шагов вперёд и грохот перешёл в хруст раздавленных сочных зелёных растений, но минуту или две спустя снова раздался топот по твердой земле. Где-то поблизости трещало и скрипело дерево. Маленький Тумай протянул руку и нащупал его кору, но Кала-Наг, не переставая топать ногами, продвинулся вперёд, и мальчик не мог понять в каком месте поляны он находится: Слоны всё время молчали, только один раз два или три маленьких слонёнка запищали все вместе. Тогда мальчик услышал стук, шуршанье чего-то волочившегося по земле, и грохот начался сызнова. Все это длилось, наверное, около двух часов, и у Маленького Тумая болел каждый нерв; но вот мальчик понял по запаху ночного воздуха, что рассвет близок.
Заря занялась, разлившись бледно-жёлтой пеленой над зелёными горами, и с первым лучом солнца топот прекратился, словно по команде. Не успел ещё утихнуть звон в голове Маленького Тумая, не успел мальчик переменить позу, как все слоны скрылись из виду, исключая Кала-Нага, Падмини да слона с бороздами от канатов, и на горных склонах не слышалось больше ни шума, ни шороха, по которым можно было бы угадать, куда разбежались животные.
Маленький Тумай снова смотрел во все глаза. Поляна, вид которой ему запомнился, расширилась за ночь; в середине её стояло больше деревьев, но подлесок и травяные заросли по бокам отступили назад. Маленький Тумай ещё раз внимательно осмотрелся. Теперь он понимал, что это был за топот. Слоны вытоптали новое пространство, — они раздавили пышную траву и сочный тростник, превратив их в отрепья, отрепья — в мочалу, мочалу — в тончайшие волокна, а волокна — в твердую землю.
— Ва! — сказал Маленький Тумай, и веки его отяжелели. — Кала-Наг, мой владыка, давай держаться поближе к Падмини, пойдём с нею в лагерь Петерсен-сахиба, не то я упаду с твоей шеи.
Третий слон посмотрел, как уходили двое других, фыркнул, повернулся и пошёл по своей тропе. Быть может, он был из стада какого-нибудь мелкого туземного князя, жившего в пятидесяти, шестидесяти или ста милях отсюда.
Два часа спустя, в то время как Петерсен-сахиб сидел за ранним утренним завтраком, слоны, привязанные на ночь двойными цепями, начали трубить и Падмини, покрытая грязью по плечи, вместе с охромевшим Кала-Нагом дотащилась до лагеря.
Лицо у Маленького Тумая было серое и осунувшееся, а волосы осыпаны листьями и мокры от росы, но он попытался приветствовать Петерсена-сахиба и крикнул слабым голосом:
— Пляску… пляску слонов! Я видел её и… я умираю!
Кала-Наг сел, и мальчик скатился с его шеи в глубоком обмороке.
Но у индийских ребят нервы крепкие. Спустя два часа Маленький Тумай лежал, очень довольный, в гамаке Петерсена-сахиба, с охотничьей курткой Петерсена-сахиба под головой и стаканом тёплого молока, глотком коньяку и щепоткой хинина в желудке, и в то время как старые, лохматые, покрытые шрамами лесные охотники сидели густой толпой против него, глядя на него, как на привидение, мальчик коротко, по-детски, рассказал обо всём, что видел, закончив свою речь такими словами:
— Теперь, если я солгал хоть в одном слове, пошлите людей посмотреть, и они увидят, что слоновый народ вытоптал более широкое пространство для своего танцевального зала, и они увидят десять, и десять, и десятью десять тропинок, ведущих к этому танцевальному залу. Слоны вытоптали ногами более широкое пространство. Я видел это. Кала-Наг взял меня с собой, и я видел. Кроме того, у Кала-Нага сильно стерты ноги.
Маленький Тумай лёг на спину и проспал весь долгий день и сумерки, а, пока он спал, Петерсен-сахиб и Мачуа-Апа шли по следам обоих слонов пятнадцать миль с горы на гору. Петерсен-сахиб потратил восемнадцать лет на ловлю слонов, но до этого дня только раз в жизни видел такую танцевальную площадку. Мачуа-Апе не надо было долго всматриваться в поляну и скрести пальцем ноги плотную, утрамбованную землю, чтобы понять, что здесь произошло.
