Готовясь к переходу, мы прочли много книг и советов разных путешественников и исследователей по поводу ориентировки в лесу. Практически в каждой публикации говорилось о том, что потерять тропу в лесу дело плёвое. Гораздо трудней отыскать. Лучше действительно потратить время и силы на поиски тропы и не пытаться сократить путь, продираясь через бурелом или болото, напрямик к желанной цели. Но, видимо, человеческая натура такова, что пока на собственной шкуре не испробуешь – не поверишь. Хорошо, если это несложный путь, как в этот день (будет и похуже). В общем, тропу мы потеряли, а так как направление пути нам всегда известно (на Север, Байкал слева, горы справа), то решили идти напрямик. И урюхались в болото. Кто знает, сколько километров займет обход болота? Решили рвануть напрямик. Метровые кочки, с виду надежные, к середине пути становятся шаткими и подвижными. Как не старайся, соскользнешь с кочки. Так и получилось. Повезло, что под толщей воды ещё не растаял лёд и трясины практически не было. Однако, провалившись в ледяную воду, даже чувствуя твердую ледяную опору, ты не уверен, что в следующую секунду лёд под тобой не провалиться, поэтому ты тут же валишься животом на кочку. Пара таких провалов и ты уже вымок с ног до головы. Нет, болото преодолевать лучше не стоит. Лучше отыскать тропу, ведущую вокруг гиблых мест. Это и безопасней, и суше, и время экономит.
До позднего вечера мы барахтались по разного рода гнилым местам, вымотались, почём зря, и толком не знали, где сушиться и ночевать, пока не увидели белого всадника на склоне холма. Ну, раз есть люди, значит, есть жильё. Прилично уставшие, мы двинули в том направлении, где только что стоял всадник. Подошли, но на том месте – никого. Однако конский след есть. Пошли по следу. Нам казалось, что вот за этим, ну хорошо, за следующим холмом есть жильё. Но холмы преодолевались один за другим, а жилья как не было, так нет. Не привиденье же мы видели, в самом-то деле. Идем дальше. Ещё дальше. Никого. Решили так: за ближайшим холмом нет жилья – всё, ставим палатку. Темнеет – нет времени искать зимовьё. Повезло. Именно с последнего холма мы увидели большой дом, дым от костра и пасущихся лошадей. Стемнело, когда мы подошли к дому. Хозяин не удивился нашему появлению, спокойно проводил в дом и поставил чайник. Пока мы переодевались и развешивали у печи мокрую одежду, Иннокентий (хозяин дома, пастух коней) пожарил рыбу и приготовил лепешки (опять на нерпячьем сале). Накормил, обогрел и выделил спальные места, особо не разговаривая с нами.
– Слушай, Иннокентий, это ты сейчас был на коне в чём-то белом? Мы по конским следам нашли твой дом. – На всякий случай спросил я пастуха, готовясь пойти поснимать ночные пейзажи под полной луной.
– Нет. – Отозвался Иннокентий. – Я давно пригнал табун. Никуда не выходил. Ужин готовил. Весь вечер здесь.
«Странно, кто это мог быть?» – я посмотрел на Вову. Тот пожал плечами, читая мои мысли. Снова мистика. Знаки судьбы? Духи?
– Кроме тебя здесь ещё кто-то есть с лошадью? – я все допытывал Иннокентия.
– Никого нет. Один я, до самого Байкальского. Напарник приедет через несколько дней. – Ответ Иннокентия я почему-то ожидал услышать именно таким.
Ладно, не будем забивать голову сказками, пойду фотографировать горы.
Часа в три ночи я почувствовал себя ужасно плохо. Тошнило. Рвало. И проносило. Холодный пот, головокружение и слабость. Я метался из дома в кусты несколько раз, в промежутках валяясь без сна в каком-то забытье. Добегался, что разбудил Володю. Вова опять напичкал меня таблетками, предположив, что я отравился салатом из черемши и лука (Но почему только я? Ели все). Я выдвинул версию, что опять, как в Бабушке, отснял полную луну. «Может быть» – ответил без особого значения Володя. – «Не снимай больше луну». После лекарств немного отпустило и я уснул.
06.06.92
«Больное» утро. Окунь на рожне. Молокон – мелколиственный клён, как пройти его? Весёлые охотники, икра на обед. Зимовьё у Куркулы. Ужин в воспоминаниях о Диме. Родные просторы
Утро после болезненной ночи не радует. Подорванный организм слаб и ленив. Единственное, что в такие минуты положительно это то, что голова становится яснее и мир воспринимается, как бы, со стороны. На всё наплевать. Ощущаешь себя сторонним наблюдателем течения жизни, наверное, потому, что готов её (жизни) лишиться в любую секунду, стоит только внутренним силам дать сбой. Естественная реакция организма – говорят, что в последнюю минуту перед смертью, человеку становиться очень легко и хорошо. Мне было очень легко.
Володя с Иннокентием возились у костра. Одуряющий запах жаренной на рожне рыбы наполнял долину и текли слюнки по Мужинайской губе. Чай, сахар, лепешки, рыба, салат из черемши, что-то ещё – полный стол, а я – только активированный уголь. Зато голова ясная-ясная. Как у коня, тупо стоящего рядом.
Кстати, очень любопытный способ приготовления рыбы на рожне продемонстрировал Иннокентий. Огромного окуня он выпотрошил и разрезал вдоль от головы до кончика хвоста очень глубоко. Практически на две половины – только кожа спины осталась целой, она-то и не давала распасться рыбине пополам. После рыба была разрезана снова пополам, но уже поперек. И опять небольшой кусок кожи остался, чтобы не дать разделиться частям. Своеобразный трансформер, когда из объемного предмета получается плоская лепешка, верх которой состоит из белого мяса, а низ покрыт толстой черной кожей. Таким образом, развернутая рыба, где одна половина, это передняя часть рыбы, а другая – задняя, нанизывается на две рожны. Форма рожны тоже плоская, тонкая, широкая и плоская, как нож. Это не дает пронизанной рыбе вращаться вокруг рожны, когда мясо от костра нагревается. На круглой рожне рыбину практически не возможно повернуть нужным боком к огню – проворачивается. В данном же случае, рожны две – для устойчивости, т. к. обе они втыкаются в землю перед костром, и возможностью поворачивать любой недожаренной стороной к углям. К тому же необходима некоторая сноровка, чтобы прогнать обе рожны между мясом и кожей рыбы, запутав её в ребрах и не порвав кожу. Если я хоть как-то понятно объяснил – буду рад, но лучше увидеть.
Слишком заманчиво выглядела рыба, чтобы её не попробовать. Попробовал – улетел блевать. Вернулся с опухшими, слезящимися от натуги, глазами, больной головой и животом. Чай, только слабый чай спасёт меня сегодня. Снова слабость и озноб, но снова нужно тащиться вперед. Вова покушал, я посмотрел, и мы пошли. Спасибо Иннокентий, мы напишем тебе открытку на Новый Год. Пока.
Выползая на Болсодейскую губу, я чувствовал себя как зомби, т. е. никак. К тому же лямки мешка опять передавили какую-то, одному Вове известную, артерию, нарушили подачу крови и спина отнялась. Рухнув на песок у воды, долго приходил в себя и, наверное, стонал, иначе бы Вова не сфотографировал меня (я увидел этот кадр гораздо позже в Иркутске, когда проявил пленку).
