Юбилейные торжества должны были состояться в тот же вечер. С приближением назначенного часа шумная толпа паломников устремилась к верхней террасе и расположилась вокруг единственного незащищенного Будды. Через некоторое время появились два бритоголовых монаха в желтых одеяниях. Они остановились около Будды и начали что-то горячо обсуждать. Нам объяснили, что старший монах специально прибыл сюда из Таиланда и сейчас оба они обсуждают детали проведения церемонии. Наконец они закончили бурные дебаты, и все участники церемонии под монотонное песнопение монахов двинулись вокруг террасы. По очереди они ставили у ног Будды специально принесенные бутылки с минеральной водой и тут же расходились в разные стороны. Одни рассаживались на «колоколах» без всякого почтения к святыне, другие цеплялись за их шпили и висли на них, весело болтая и смеясь. Оказавшийся здесь же индонезийский фоторепортер нетерпеливо кричал на тех, кто загораживал ему Будду. Засверкали вспышки аппаратов. Один из монахов стал призывать верующих спуститься со священных ступ, но его усилия не возымели действия. Тем временем более набожные участники торжества, сидевшие у ног Будды, продолжали распевать священные гимны. Второй монах, все это время находившийся в медитации, вдруг поднялся и возбужденно обратился к толпе. Я спросил у одного из присутствующих, что он говорит.
— Сначала,— объяснили мне,— он рассказывал нам о жизни Будды. А теперь спрашивает, у кого есть машина — ему надо обратно в город.
Почитатели Будды собирались предаваться медитации всю ночь. Мы провели еще несколько часов среди шумной толпы. Забытый всеми Будда, одинокий и отрешенный, сидел в бледном свете парафиновых ламп, созерцая разбросанные остатки сожженных палочек для благовоний и ряды бутылок с дешевой минеральной водой. В толпе толкались, смеялись и болтали. Мы отказались от дальнейшего участия в этом суетном процессе.
Поездка в Боробудур помогла нам выскользнуть из пут джакартской бюрократии. Теперь, почувствовав себя свободными, мы могли, наконец, заняться своими делами. Прежде всего, нам нужно было раздобыть автомобиль. Сев на поезд, мы отправились за ним в Сурабаю, крупнейший город Восточной Явы. Но там выяснилось, что нанять машину практически невозможно. Казалось, планы экспедиции снова рушатся, и мы опять сползаем в трясину многонедельных проволочек, но судьба неожиданно послала нам удачу. В китайском ресторане мы познакомились с четой Хубрехтов — Дааном и Пегги. Расправляясь с супом из птичьих гнезд и с клешнями жареных крабов, мы узнали, что Даан, с одинаковой легкостью говоривший на голландском, английском и малайском языках, родился в Англии, в семье голландцев, а ныне он управляет двумя сахарными заводами в нескольких милях от Сурабаи. Даан бредит парусниками, может целыми днями точить ножи, без ума от восточной музыки и мечтает об экспедициях вроде нашей. Услышав о наших планах, Даан немедленно уговорил нас оставить отель и расположиться в его доме, который, как он заявил, отныне станет базовым лагерем экспедиции. Пегги с не меньшим энтузиазмом встретила эту идею и была, казалось, совершенно счастлива, когда на следующий день два неожиданных квартиранта действительно превратили ее дом в «экспедиционный лагерь», забив комнаты фото- и киноаппаратурой, магнитофонной техникой, коробками пленок и кучами грязной одежды.
Вечером с помощью Даана мы разработали подробный план всей кампании. По его словам, восточная часть Явы больше всего подходила для наших целей. Население там редкое, а в хорошо сохранившихся глухих лесах можно найти интересующих нас животных. Между Баньюванги, городком на восточном побережье Явы, и магическим островом Бали регулярно ходит паром. Погрузившись в расписание, наш хозяин выяснил, что через пять недель из Сурабаи на Калимантан отправится грузовое судно. Если к тому времени мы завершим путешествие по Яве и Бали, Даан забронирует для нас места. Схема рисовалась блестящей. Оставалось решить последнюю проблему — достать автомобиль, но и это Даан надеялся уладить.
— У нас на заводе есть один видавший виды старикашка «джип». Я посмотрю, можно ли вернуть его к жизни.
Через два дня «джип», прошедший процедуру омоложения, смазанный и заправленный, подкатил к дому Хубрехтов. На следующее утро, встав в пять часов, мы загрузили в него все наше снаряжение, сердечно поблагодарили Хубрехтов и покатили на восток.
«Джип» вел себя отменно. По существу это был механический курьез, собранный из деталей от совершенно разных устройств. На панели управления одних приборов недоставало, а другие использовались не по своему прямому назначению. Например, маркировка вольтметра недвусмысленно указывала на его принадлежность к кондиционеру. Клаксон функционировал только от соприкосновения обнаженного конца провода с корпусом коробки передач, специально очищенным в одном месте от грязи и краски для облегчения контакта. Эта система действовала превосходно, но создавала некоторое неудобство: всякий раз, захотев посигналить, водителю приходилось настраивать себя на краткий сеанс электротерапии.
Ни одна из четырех покрышек не походила на другую ни маркой, ни размером. Их роднила другая особенность: абсолютная гладкость, полное отсутствие шероховатости, если не считать нескольких небольших прорех, из которых выглядывала светлая матерчатая оболочка. В общем же эта машина, бесспорно, обладала незаурядной силой духа и завидным запасом жизненных сил, и мы в распрекрасном настроении катили по дороге, распевая во весь голос.
Утро выдалось солнечным и ярким. Справа на горизонте тянулась цепь вулканов — часть горного хребта, простирающегося вдоль всей Явы. По обеим сторонам дороги на залитых мутной водой террасированных полях трудились крестьяне в огромных конических шляпах. Они сажали рис и почти не разгибались, а рядом деликатно вышагивали стройные белые цапли. Широким амфитеатром поля уходили вдаль и с дороги смотрелись огромной зелено-коричневой гладью, отражавшей облака, вулканы и небо.
Обсаженная акациями дорога серой лентой бежала по холмистой равнине. Время от времени мы обгоняли какую-нибудь повозку, поскрипывающую огромными деревянными колесами. Ее тащили волы, которых погонял крестьянин в тюрбане. Иногда нам приходилось резко сворачивать в сторону, чтобы не наехать на аккуратные прямоугольники ковров из рисовых зерен, рассыпанных для просушки прямо на дороге. Проезжая мимо небольших деревушек, мы с любопытством разглядывали невиданные доселе дорожные знаки. При других обстоятельствах эти загадочные ребусы, возможно, и вызвали бы у нас тревогу, но движение на здешних дорогах никто не назвал бы бойким, и потому мы ничуть не страдали от своего невежества.
