По мере высыхания трава быстро превращалась в сено, желтое, шуршащее под ногами и тоже душистое, но с более тонким, сладковатым ароматом. Ребята сгребли сено и застоговали в четыре огромные кучи, управившись за два дня. Укрепили кучи кольями, чтобы не разметал ветер. Теперь сену не страшен и дождь.
Особенно старались девчонки. Как только пожня была расчищена, ребята хотели отправить их домой, сказали им: «Устали вы, без вас теперь обойдемся…». Они ни в какую, остались до конца. И хорошо, что не ушли. С девчонками как-то веселее, и готовят они хорошо.
* * *
— Валя, зайди в правление, тебя Вячеслав Егорович дожидается.
— Чего это вдруг?
Валька шел к дому с берега, нес в согнутой в локте руке корзинку. В ней хлестал друг друга хвостами дневной улов — камбалки да наважка. Прямо у крыльца его и нашла Шура Сметанина, секретарша председателя колхоза Волохова.
Валька и спросил вроде бы небрежно, мол, чем это его малозначащая персона могла заинтересовать всегда занятого председателя, но встречи с ним он давно уже в тайне желал. Хотелось отчитаться, рассказать про поход, про заготовленное сено. Сказать, между прочим, главное, что это не для заработка, никакой тут нет корысти, а это подарок родному колхозу от гвардейского седьмого класса.
Поэтому в правление Валька пошел в приподнятом настроении.
В приемной пришлось маленько подождать. За дверьми шумно говорили. Секретарша Сметанина вздыхала:
— Вот ведь жизнь у Вячеслава Егоровича, а? Ни сна, ни отдыху! Вон приперлись, раскричались. Поди, курят опять. А у него сердце…
Потом из председателева кабинета вывалились гурьбой рыбаки, оживленные, жестикулирующие.
Сметанина тогда сказала:
— Можешь входить, Валя.
Валька торопиться не стал: основательно вытер о коврик ноги, покашлял, наконец решительно потянул дверь.
Волохов стоял у окна, вдыхал уличный воздух через раскрытую форточку.
— А, Валентин Ермолаевич, заходи, заходи.
Валька отметил про себя: надо же, даже отчество знает. Волохов есть Волохов.
Председатель бодро закивал, сразу же пошел к своему креслу — видно было, что этого посетителя он ждал. Усадил напротив себя и Вальку.
Разговор чего-то не начинался. Председатель одной рукой перебирал какие-то бумаги, пальцами другой дробно постукивал по столу. Взгляд у него был рассеянный.
Валька терпеливо ждал.
— Ко мне тут Николай Агеев приходил, — начал медленно Волохов, он поднял голову, посмотрел Вальке в глаза. Взгляд теперь был тяжелый, смурной, из-под самых бровей. — Вы что, правда, Черную Шалгу скосили?
— К-ха, расчистили и скосили, это правда, — Валька подрастерялся. Такое начало разговора ничего хорошего не предвещало.
— Ну и скажи ты мне, дорогой Валентин Ермолаевич, кто вас на это уполномочил?
Тут Волохов даже повысил голос и покраснел. И Валька осознал, что чего-то он натворил, что-то не то сделал.
— Я именно тебя об этом спрашиваю, ты ведь зачинщик этого безобразия!
Валька подумал: вот зараза Агеев, чего-то натрепал председателю, но сейчас он все объяснит, все встанет на свои места…
— Тут, Вячеслав Егорович, вы чего-то не так поняли, мы действовали согласно вашей рекомендации.
Волохов округлил глаза:
— Какой-такой рекомендации?
— Вы же выступали у нас в школе, помните? Просили помочь на сенокосе.
— Н-ну, было это…
— Вот мы и помогли. Центнеров сорок, не меньше. Считай, чистый клевер!
Валька был уверен: сейчас все прояснится. Это Агеев чего-то наболтал… Все же ясно…
Председатель покачал головой, помолчал.
— Н-ну и чего вы хотите за этот клевер? — спросил он настороженно.
«А-а, вон в чем дело?» Валька все понял: Волохова интересуют, конечно же, деньги, затраты, так сказать, дебет-кредит. Он же хозяйственник, прежде всего, этот Волохов. А Агеев, видно, наплел ему…
— Да ничего нам не надо, Вячеслав Егорович, — сказал Валька обрадованно, — это наш подарок колхозу! Вы сказали нам, что надо — мы и сделали! Вот и все.
Волохов вдруг стукнул ладонью по столу, вскочил со стула и подошел опять к форточке, стал в нее глубоко дышать.
— Кто просил! — сказал он, повернув к Вальке голову, сказал с такой искренней горечью, что Вальке стало не по себе. — Ну кто вас просил!
И Валька окончательно понял, что они с ребятами действительно чего-то натворили.
— Мы чего-то не так сделали, Вячеслав Егорович?
— Пода-арок! Очень нужен этот ваш подарок!
Председатель, видимо, совсем вышел из себя, резко заходил по кабинету. Валька таким его еще никогда не видал и, признаться, струхнул, втянул голову в плечи, сидел тихо, как мышка. А Волохов гремел:
— Всю картину нам испортили, умники! Колхоз только-только вышел из прорыва, а они обратно его туда, в дыру! Пода-арок! Это вы мину под колхоз подложили, а не подарок сделали!
На «мину» Валька обиделся, и робость стала из него улетучиваться. Валька не любил, когда на него кричали, да еще вот так, ни за что. Даже если и Волохов, крепко уважаемый им Волохов.
— Это как же сорок центнеров дармового клевера могут быть для колхоза миной? — спросил он и вытянул голову из плеч, распрямился на стуле.
Волохов зыркнул на него красными глазами.
— Тимуровцы! — крякнул он с горечью, подошел к своему креслу и грузно в него осел. — Не хочется, да ладно, объясню, чтоб наперед знал и не совался, куда не след.
Он выдернул из подставки красный карандаш, размашисто нарисовал посередке бумажного листа кружок.
— Я, когда перед школой выступал, сказал хоть слово про суземки, где мы давно не косим?
— Нет, не говорили, — согласился Валька.
— Так, не говорил, а почему, как ты думаешь? Не знаешь, да?
— Не знаю, — вынужден был опять согласиться Валька. Он действительно не понимал, как можно не пользоваться для благой цели тем, что само идет в руки.
— Объясняю для авантюристов: для колхозного стада вполне достаточно укосов, которые находятся вокруг деревни.
И Волохов еще раз обвел карандашом нарисованный им круг. В центре нарисовал квадрат.
— Вот в центре деревня, вокруг луга. Этого достаточно. Я и просил-то школьников помочь убрать сено именно с этих сенокосьев. Понимаешь, умник? А вы вон куда залезли.
И он нарисовал еще один кружок в самом углу листа. Кружок этот действительно был далековат от середки.
— И что теперь получается, — продолжал греметь Волохов, — план по сенозаготовкам выполнен и без того, а теперь вы еще с клевером этим сунулись. Куда мне его девать, скажи, пожалуйста, тимуровец?