Но нет, они еще здесь. Нужно заглянуть поглубже в расщелины, чтобы заметить их. Они спрессованы там, как сардины в бочке. Ночной риф напоминает спящий город. Это ансамбль просторных многоэтажных помещений с десятками более или менее изолированных квартир на каждом этаже. И все помещения заняты — точнее, набиты обитателями. Почетные граждане рифа…
Я никогда не замечал раньше, что у мероу голубые глаза! Эта огромная рыба, по-видимому, самка. Все мероу сначала становятся самцами и с возрастом меняют пол.
Мероу в своих укрытиях погружены в глубокий сон. Видимо, дневные любовные парады очень истощают их. И сейчас они восстанавливают силы. Свет фонарей не выводит их из оцепенения. Мы ощупываем их — они не шевелятся. Требуется энергичная встряска, чтобы пробудить их. Они плывут, ничего не видя, натыкаясь на камни. Как и в случае с черепахой у острова Мюжере, мы нарушили ход их «биологических часов», ослепив светом фонарей. Заметно, что им требуются огромные усилия, чтобы очнуться…
Мы — бессовестные соглядатаи
Последовательные наблюдения за половым поведением мероу выполнить нелегко. Ночью они спят. Днем они так кишат, что это затрудняет наблюдение за действиями любой отдельной пары.
«Насколько я мог разобраться, — рассказывал Альбер Фалько, — самки в брачном одеянии (обычно белые либо белые с красным) располагались на песчаном дне. Самцы, ищущие любовных приключений, опускались к ним, чтобы „пригласить на танцы“. Если дама выказывала благосклонность к поклоннику, то они приступали к ритуалу: терлись боками, выписывали разнообразные стремительные повороты и заканчивали этот неистовый балет извержением икры и спермы».
9 февраля. Я решил попытаться поместить двух разнополых мероу в наш аквариум, чтобы увидеть весь ритуал обольщения и любовного акта. Бернар Делемот и Альбер Фалько, которые уже собирали икру у самки на открытой воде и имели, таким образом, некоторый опыт, представляются мне подходящими исполнителями. Я поручил им провести операцию со всей деликатностью и выловить парочку…
После провала эксперимента по оплодотворению in vitro мы решили поместить в аквариум не оплодотворенную икру, а непосредственно самца и самку, готовых к спариванию. Мероу, по-видимому, быстро адаптировались. Бернар Делемот и Альбер Фалько были прилежными зрителями всех актов ими же поставленной любовной пьесы.
«Нам требовались, — говорит Бернар, — экземпляры почти созревшие, но еще не начавшие спариваться.
Мы приступили к делу с наступлением темноты: в этот час мероу готовятся отойти ко сну. Возбуждение их проходит, и они ведут себя гораздо спокойнее.
Вот сонный самец медленно проплывает перед нами, направляясь к коралловой нише с явным намерением устроиться на ночлег. Мы даем ему войти туда. Я приготовляю наркотик и делаю иньекцию, после чего, вспрыгнув на него, сильно сжимаю руками. Мероу, однако, отбивается, но не очень энергично, и Альбер обволакивает его мелкоячеистой сеткой. Иван Джаколетто, оставшийся в зодиаке, стягивает сетку шнуром и вытаскивает рыбу на поверхность. Не прошло и двух минут, как пленный кавалер разгуливал в просторном аквариуме „Калипсо“…
Самка с брюхом, из которого готова хлынуть икра, в свою очередь, предстала перед входом в грот. Мы усыпляем ее, набрасываем сетку, затягиваем шнур и мигом вытаскиваем на поверхность. Она присоединяется к самцу, которого мы столь ультимативно предназначили ей в пару».
Пленение всегда оставляет в сознании дикого животного серьезную травму, даже если это произошло в полусонном состоянии. Наша пара в данном случае была не исключением, и рыбам было не легче от того, что их лишили свободы с самыми хорошими намерениями. Несмотря на ласковое поглаживание и утешительные слова, которыми Бернар пытался их успокоить, они выказали все симптомы шока. Потекли долгие часы адаптации в новом окружении — условие sine qua non осуществления брачного парада. Мы отправились спать, предоставив им время оправиться от потрясения.
10 февраля. На рассвете, когда солнце залило небосвод золотом и аметистом, а рыбаки выходили в море, начиная очередной рабочий день, наши два мероу уже были в явно лучшей форме, нежели накануне. Они энергично осваивали свою просторную стеклянную тюрьму.
В течение утра они несколько раз меняли окраску. Брюхо у самца светлело, тогда как у самки темнело. Менее чем за минуту живот кавалера становился совершенно белым, а окраска всей остальной части тела изменялась от бледно-оранжевой до ярко-кирпичной. Полосы у дамы становились все менее выраженными, пока не слились с общим черно-коричневым тоном. (Я отмечаю эти изменения в порядке их проявления. Они не обязательно соответствуют тому, что видели при погружении наблюдатели с «Калипсо». По-видимому, не существует однозначного соответствия между цветом и сексуальным настроем в том или ином акте брачного парада. Цветовые изменения не являются неким кодовым языком, несущим какую-либо конкретную информацию. Они выражают скорее общее настроение, букет эмоций…)
Во всяком случае, по прошествии времени привыкания стало выясняться, что пленение не подавило инстинкта размножения у мероу.
Теперь они кружили один возле другого. Мимоходом рыбы терлись чешуей и возбуждались. Ласкаясь, они то длили прикосновения, то обменивались легкими любовными шлепками и терлись плавниками и хвостом. Фазы медленного движения, исполненного неги и сладострастия, сменялись моментами острого возбуждения. Это сочетание торжественности и чувственного нетерпения присутствует в любовных парадах всех видов, вплоть до самых примитивных.
Две рыбы, рот против рта, закончили тем, что я охотно назвал бы (несмотря на антропоморфическое содержание этого выражения) поцелуем любви. Затем самка стала опускаться на дно аквариума. Самец, как тень, следовал за ней. Она длительно содрогнулась. Живот ее начал конвульсивно вздрагивать — и она извергала бесчисленное множество беловатых шариков, которые по мере их появления самец, войдя в раж, орошал молокой.
Став специалистами по захвату мероу — сильной рыбы с массой иногда более 15 кг, Фалько и Делемот выловили самку и самца для эксперимента в аквариуме.
В своем стеклянном апартаменте пара приступила к танцам. Самка, приобретя красно-белую окраску, исступленно крутилась в воде; влюбленный кавалер неотступно, как тень, следовал за ней. Когда она извергла длинные нити из тысяч полупрозрачных икринок, он оросил их спермой.
