Тут все дело опять-таки в «молоке»: не только рыбой пингвиниха пингвинчика кормила, но и этим самым «птичьим молоком».
Пингвин вернется, отъевшись в море на рыбе и кальмарах, снова заберет детеныша, и тогда пингвиниха бредет по снегу за добычей.
Сидя дней сорок — пятьдесят то у папы, то у мамы на ногах, молодой пингвин подрастает. В «кармане» ему теперь тесно. И тогда он уходит в «детский сад»: в каком-нибудь месте собираются в кучу молодые пингвины. Сотни их темной толпой стоят, прижавшись друг к другу, и брат согревает брата.
«Детским садом» заведуют старые птицы. Когда пурга закрутит снежные вихри, они со всех сторон окружают птенцов, создавая, как говорят зоологи, охранный вал.
Родители по очереди посещают «детский сад»; птенцы кричат, все просят есть, но пингвины в крике и шуме узнают голоса своих пингвинчиков и кормят только их. Те прожорливы необыкновенно: могут съесть сразу шесть килограммов рыбы.
Пятимесячные пингвины в родителях уже не нуждаются. Пришла весна, а за ней и лето, льдины подтаяли, стали обламываться, и на них молодые выпускники «детских садов» плывут на практику в море. Там учатся они нырять и ловить рыбу, а тем временем у них вырастают перья.
Как ни странно, но звери изучены сейчас хуже птиц. Наблюдать за ними труднее, чем за птицами, и наиболее интимные стороны жизни многих из них нам еще не известны. До последнего времени, например, ученые не знали, хотя и много об этом спорили, какова беременность у зайца.
Даже «заграничный» утконос — в его существование еще полтора века назад многие европейцы не верили! — не уберег своих тайн от любопытной науки. А заяц, который миллион лет шмыгает у человека под самым носом, сумел многое скрыть из своей жизни.
Но сначала об утконосе. Так будет логичнее. Ведь зверь этот самый-самый древний на земле.
Мы не знаем, кто поймал первого утконоса, но когда и где это случилось, известно точно: Хокесбери, Новый Южный Уэльс, ноябрь 1797 года. Когда шкуру невероятного создания увидели английские натуралисты, многие из них решили, что имеют дело с подделкой. Подумали, что к шкуре какого-то тропического зверюшки шутники пришили утиный клюв. Из Южной Азии не раз привозили такие штуки: то обезьяне пришивают рыбий хвост и выдают ее за русалку, то петушиную голову приделают игуане — в Европе подобные монстры именовались василисками. Кунсткамеры тогда были модны и собирали всякую всячину. «Ученые склонны были, — писал четверть века спустя Роберт Кнокс, знаменитый анатом из Эдинбурга, — зачислить это редкое произведение природы в один разряд с восточными „русалками“ и другими самоделками подобного рода».
Прошел, кажется, год, прежде чем доктор Шоу, натуралист из Британского музея, рискнул исследовать шкуру утконосого монстра. Рассмотрев ее внимательно, он не нашел никакой подделки: шкура бесспорно создание природы, а не рук человеческих. Он назвал это диковинное создание Platipus anatinus, что в переводе с латинского означает: «утиный плосконог». Утконос и его «кузина» ехидна — одновременно и яйцекладущие, и млекопитающие звери. В этом редком сочетании мы видим приметы той близкой к сотворению мира эпохи, когда наши дальние предки уже оделись в шерсть и стали кормить детей молоком, но не утратили и некоторые черты прародителей своих — пресмыкающихся и по старой традиции продолжали нести яйца.
Прежде чем отложить яйца, самка утконоса роет нору длиной от пяти до двадцати метров. Роет у воды, но вход в нее делает не под водой, как часто пишут, а над водой. В конце норы устраивает гнездо из сырых листьев — именно сырых, чтобы в гнезде было достаточно влаги и скорлупа яиц не подсыхала, — травы, тростника и древесных ветвей, которые долго мнет и ломает своими беззубыми челюстями[20]. Подхватив все это хвостом, а не клювом, переносит в нору.
Затем, действуя хвостом же, как каменщик лопаточкой, утконосиха сооружает из земли и глины толстую стенку, которой, как барьером, отделяет комнату с гнездом от других помещений норы. Делает это для того, чтобы сохранить в гнезде нужную температуру и влажность. Замурованную в самодельном термогигростате самку труднее найти и врагам. Врагов у нее, правда, немного, но все-таки они есть: небольшой питон, местный варан и лисицы, завезенные из Европы.
Отгородившись от мира глиняной стеной, утконосиха откладывает в гнезде два тускло-белых яйца[21].
Они мягкие: скорлупа мнется под пальцами. Свернувшись клубком, зверюшка прижимает своих потенциальных отпрысков к груди и согревает их теплом тела[22]. Значит, не только клювом утконос напоминает птицу: как и птица, он высиживает яйца!
Возможно, что и тепло гниющих растений, из которых сложено гнездо, подогревает их. Но доктор Крумбигель говорит, что едва ли это так. Во-первых, подстилка из листьев слишком тонка для этого, а во-вторых, утконосики вылупляются из яиц очень быстро: листья не успевают за это время сгнить. Дней через десять — четырнадцать, а по некоторым наблюдениям через семь — десять дней, прорвав скорлупу яйцевым зубом, молодые зверьки с клювами появляются на свет божий. Яйцевой зуб — он сидит на межчелюстных костях верхней челюсти — своего рода «консервный нож», которым природа наделила многих детенышей, рождающихся из яиц со скорлупой: птичьих птенцов, новорожденных пресмыкающихся, ехидн и утконосов. Единственное его назначение — вспороть скорлупу перед выходом из яйца. Выполнив эту несложную задачу, яйцевой зуб отваливается.
А молодые утконосики еще долго, после того как он отвалится — девять, одиннадцать или даже семнадцать недель, — лежат слепые и беспомощные на подстилке из листьев. Все это время мать кормит их молоком[23]. Сосков у нее нет, поэтому детеныши слизывают его прямо с шерсти. Утконосиха ложится на спину, молоко из молочных пор стекает в небольшую бороздку у нее на брюхе.
Из этого «корытца» детеныши его и вылизывают, пока не подрастут и не научатся сами ловить и есть червей, улиток и раков.
Кузина утконоса, ехидна, чтобы отложить и высидеть свое единственное яйцо, нору не роет: вынашивает его в сумке, такой же почти, как у кенгуру.
Вот только не понятно пока, как это яйцо попадает в сумку? Раньше думали, что самка когтями или клювом закатывает его туда. Но когти и клюв для этого совсем не годятся. Думали, что, может быть, изгибаясь, самка откладывает яйцо прямо в сумку?
А сейчас считают, пишет Эллис Трофтон, что сумка вырастает у ехидны после того, как из яйца выведется детеныш (где-нибудь в укромном местечке). Когда начнет он сосать, прицепившись к шерсти у мамаши на брюхе, сумка сразу быстро-быстро растет и обрастает его со всех сторон, и он, сам того не ведая, оказывается в люльке. Но натуралист Гааке (первым в мире!) в уже готовой сумке ехидны, и такой большой, что в нее «можно было положить мужские часы», нашел яйцо, а не детеныша.
