— Знакомый…
Он увидел золотнишника, работавшего на речке. Высокий, худой человек, с длинной шеей, на которой торчала маленькая, похожая на змеиную головка, возился возле вашгерда, сбитого из расколотых пополам лесин, снимал добычу. Он только что достал со дна ящика рогожку, на которой оседало золото при промывке, и готовился перенести ее к огню. Чеботарев сделал шаг из кустов и негромко сказал:
— Бог на помощь, товарищ Леонов…
Леонов опустил рогожку на землю, вильнул длинным телом в сторону и вдруг выпрямился, подняв ружье, которого Чеботарев до этого не замечал. Теперь золотнишник стоял спокойно, только выпуклые глаза бегали по сторонам, словно ища, откуда еще может грозить опасность. Он вглядывался в нежданных гостей, выставив вперед ружье.
— А, железнодорожнички! — вдруг сказал он совершенно спокойным голосом, который так не вязался с этим направленным на Чеботарева и Колыванова оружием. — Привет и поклон. Проходите, гостями будете, а водки поставите — хозяевами станете… Далеко ли с попутным ветром идете?
— На Алмазный, — сказал Чеботарев, беря инициативу разговора в свои руки. — А ты что, пенки снимаешь?
— Какие пенки, — спокойно ответил Леонов. — Видишь, земля ничейная, кто первый палку взял, тот и капрал, а у кого ружье, тот и вовсе хозяин. Табачку нет ли, железнодорожник?
— Как не быть, — невозмутимо сказал Чеботарев. — А у тебя свежего хлеба не найдется? Сухари до смерти надоели…
— Лепешки вчера пек, да без соли, — с сожалением ответил Леонов.
— Соли у нас ворох, есть и порох, — сказал Чеботарев. Леонов опустил ружье и шагнул вперед, загораживая рогожку с намытым золотом.
— Что ж, милости прошу к нашему шалашу, — лениво сказал он, показывая на черневший невдалеке шалаш. — Проходите, гости богоданные…Только дай табачку на цигарку, служивый, а то две недели не куривши в парме…
Чеботарев щедро отсыпал ему табаку на клочок газеты и прошел за Колывановым. По всему было видно, что золотнишник думал только о работе. Сбросив мешки у входа, они вошли в шалаш и присели на пеньках возле дымокура.
Хозяин замешкался.
— Убирает золотишко… — шепнул Чеботарев.
Но Леонов уже подходил к шалашу. Должно быть, он хранил свои припасы где-нибудь в другом месте, потому что в руках у него были две испеченные в золе лепешки.
— А вы, товарищ начальник, что ж молчите? — спросил он. — Неужели и вправду такое чудо будет, что сюда пройдет железная дорога?
— Пройдет, — неохотно ответил Колыванов.
— Значит, совсем нам вольной жизни не станет?
— А кто тебе мешает? — спросил Чеботарев. — Парма велика. Пойдешь в другую сторону.
— Места привычные больно, — с сожалением сказал Леонов.
— Видать, золотые?
— Не так чтобы золотые, а кормят…
Гости неторопливо ели лепешки, стараясь не показать голода. Леонов внимательно оглядел одежду и оружие, истощенные лица.
— Так вдвоем и ходите? — спросил Леонов.
— А что?
— Трудная дорога, на осень глядя… Да и припасу у вас немного.
— Идти легче, — ответил Колыванов. — Ты и вовсе один ходишь…
— Мое дело такое. Чужой глаз блесну гонит…
— Так и скрываешь от всех места?
— Зачем скрывать. Вот закончу работу, заявку подам. И мне хорошо и государству не обидно. А вы как, с ночлегом или дальше пойдете?
Чеботарев что-то хотел ответить, но Колыванов опередил его:
— Отдохнем, если не помешаем…
— А чем вы помешаете? Я работу почти кончил, пора к жилью подаваться, неравно еще замерзнешь в лесу. Да и веселее с людьми…
— Если к жилью подаешься, не оставишь ли нам из запасов кой-чего? — оживляясь, спросил Чеботарев.
— Какие у меня запасы? Что на плечах нес, то и было, а охота нынче плохая, все приел…
— Да нам много и не надо, муки бы несколько килограммов…
— А она здесь на золото меняется. Сколько муки, столько и золота.
— Ну, золота у нас нет…
— А к чему вам мука тогда? Если бог милует, так выйдете, а нет, все равно останетесь в парме. Я к этому делу руку прилагать не стану…
Чеботарев удивленно поглядел на него и невольно потянулся к ружью. Леонов стоял неподвижно, только глаза его все бегали.
Колыванов успокаивающе положил руку на ружье Чеботарева. Леонов опустился на корточки, дымя цигаркой…
— А что ты нас отпеваешь раньше времени? — спросил Чеботарев.
— Мешки под глазами, служивый, и ноги, поди, распухли. Тайга знает, как себя показывать. Да вы спите, граждане, отдыхайте, вечером чаю попьем, а мне работать надо…
— Ну тебя к черту, еще пристрелишь сонных, — брезгливо сказал Чеботарев. — Мы лучше пойдем. Так не дашь муки?
— И рад бы, да достатков нету, — сказал Леонов. — Ну отдыхайте.
Сказав это, он исчез, словно провалился. Чеботарев взглянул на Колыванова.
— Я бы пригрозил ему ружьем и посмотрел, какие у него запасы, — хмуро сказал он.
— Ни в коем случае! — сказал Колыванов. — Отдохнем немного, потом поговорим с ним.
— Разговор с таким подлецом короткий…
— Ты же не на фронте, Василий!
— На фронте с таким сукиным сыном и разговор был бы проще.
— Попытайся уговорить добром…
— Эх, Борис Петрович, когда Лундин о добре говорил, не таких подлецов имел в виду… Что это он затих? Посмотреть, что ли?
Чеботарев вышел из шалаша, оглядывая мутную речку и пустой берег. Вдруг он вскрикнул и лихорадочно сдернул с плеча ружье. Выбежавший на крик Колыванов увидел у входа в шалаш только свой вещевой мешок, а там, куда бросил мешок Чеботарев, была только примятая трава.
— Украл, украл, подлец! Сволочь! Уморить нас вздумал в тайге! Слышите, Борис Петрович? А хотели говорить с ним миром? Где его теперь искать? Где? — Чеботарев кинулся вдоль берега, крича изо всей силы: — Леонов! Леонов! — Потом выстрелил, но лес молчал.
Внимательно разглядывая деревья возле места промывки, Колыванов увидел на лиственнице помост, где Леонов хранил свое имущество, но помост был пуст. Должно быть, мысль о краже мешка мелькнула у Леонова мгновенно, как только он увидел путников. Велика была, наверно, уверенность Леонова в том, что они никогда уже не выберутся из тайги, если он пошел на такое дело… А может быть, он скрывается где-нибудь поблизости и ищет случая выстрелить из засады. Так он сразу решит два вопроса: никто не узнает о золотом месте, а продукты в мешке спасут жизнь золотнишника, из-за алчности пропустившего уже все сроки возвращения. Недаром же он украл именно тот мешок, в котором мог прощупать вяленое мясо и соль.
Колыванов зябко повел плечами, оглядываясь вокруг. Лес молчал. Только где-то вдали бегал Чеботарев, ища следы вора.
