— Э, да ты, видать, обезножел? Значит, бросили товарищи-то?
— Никто меня не бросал, я сам остался! — горделиво сказал старик, выпрямляясь. — Садись, пей чай да подлей воды в котелок, видишь, весь почти выкипел, пока мы с тобой разведку вели…
— А хорош у тебя глаз! — завистливо сказал Леонов. — В такой темнотище углядел.
— Ничего я не углядел, — с досадой ответил старик. — Некому тут больше шастать, вот и вся наука. Мои ушли вперед, отсталые придут еще не завтра…
— Это точно, — согласился Леонов. И вдруг с недоумением спросил: — А чего ж тогда ты меня не испугался? Ведь один, да еще и безногий!
— А чего мне тебя бояться? — презрительно ответил охотник. — Хоть и говорят, что ты волк, да ведь и волки только стаей нападают. А ты волк-одиночка, где уж тебе нападать! Хоть бы самому-то ухорониться!
— Вишь ты как точно все расписал! — с завистливым восхищением воскликнул Леонов. — Все так, все так! — подтвердил он тем же завистливым тоном. — И верно, спрятаться от вас, открывателей, негде! Вишь, куда забрались, прямо в мои дебри! — В последних его словах слышалась злость, но Лундин не обратил внимания на это, сказал спокойно:
— Ты тут не царь, а разве что псарь, есть и на тебя управа!
Они враждебно смотрели друг на друга, но закурили вместе из кисета Лундина, потом Леонов подлил воды в котелок, вытащил из-за пояса тетерку, подбитую где-то в пути, сунул ее вместе с перьями в угли, злобно напомнил:
— Уж и обыскал, даже соли не оставил!
— Чужая была, вот и отобрал! — ответил старик. Они разделили тетерку. Лундин дал щепотку соли. Потом расколол пополам кусочек сахару, и они выпили пахучего чая. Опять закурили из кисета Лундина, поговорили о погоде, об урожае кедровых шишек в лесу — можно и ими на случай беды прокормиться, но все эти разговоры были вроде присказки. Серьезного разговора, которого оба ждали, ни тот ни другой не начинал.
— Что ж ни о чем не спросишь? — не выдержал наконец Леонов.
— А о чем спрашивать? — равнодушно сказал охотник.
— Ну, о том, к примеру, почему по твоему следу иду? — все больше сердясь, буркнул Леонов.
— А волк на зиму глядя тоже к людям жмется! — усмехнулся старик.
— Нет, ты спроси, почему я тут вас всех не пострелял? — уже совсем злобно спросил Леонов.
— Охолонь малость! — сухо ответил Лундин. — Потому и не пострелял, что боишься. Вернешься, а тебя и спросят: «Куда это, голубчик, экспедиция пропала, когда ты в парме был?» Да и слишком нас много, парень, где уж тебе с нами справиться! Ну выследил бы меня, прирезал сонного, а что с другими сделаешь? А позади инженер Иванцов с рабочими идет… Это как? Вот и вертишься, как щука на сковородке… Одного только не пойму, — тут старик задумчиво поглядел на Леонова, — почему ты в город не подался, а за нами тащишься? Я ведь тебе туда дорогу не заказывал…
— А, все-таки проняло! — Леонов ехидно хохотнул. — Вот тут-то ты и попался. И ни за что не угадаешь! На то я и волк, чтобы по человечьим следам красться, если уж ты меня волком считаешь! А зачем волк по следу крадется, в том ты ничего не смыслишь!
— Где уж мне, — миролюбиво ответил Лундин. — Я ведь человек, мне волчьи повадки не все понятны, да и нужды знать их особой нету. Сам понимаешь, волков не очень щадят, постреливают, так что, может, еще и на нашем веку их совсем изведут… Разве где в зоологическом саду оставят на посмотрение. Так ведь сады эти решетками огорожены. Там волки людям не опасны…
— Вон, значит, как ты рассуждаешь! — разочарованный чем-то хмуро сказал Леонов.
— Да уж так, как человеку положено! — с тонкой усмешкой ответил охотник.
— А хочешь я тебе расскажу как на духу? — вдруг выпалил золотнишник. — Глядишь, тебе и помирать легче будет, когда морозцы ударят покрепче и еды не хватит. Я ведь примечаю, что тебе больше пяти ден не продержаться…
— Расскажи, расскажи, — насмешливо ответил охотник, хотя губы у него дрогнули. Однако рассерженный Леонов не приметил этого и еще больше разъярился:
— А вот и расскажу! Иду я за вами именно по той причине, чтобы меня не спросили в городе: «А где, товарищ Леонов, наша экспедиция?» И хотя парма большая, все равно на меня коситься станут, пусть бы я и в глаза вас не видел. А мое дело такое, что подозрение мне не только обидно, а и опасно, потому как у меня на поясе килограммов этак с пяток чистого золота, а в области ждет меня человек, который за это золото отвалит за милую душу по двадцатке за грамм! Вот и считай, выгодно ли мне сейчас в город соваться? Тем более что я не знаю, может, этот паршивец Колыванов или тот целинник оставили где записку Иванцову, что, мол, ограбил нас гражданин Леонов, считайте его виновным в нашей смерти! Ну, а Иванцов сейчас человека на лошадь — и гони в город! Тут мне и выйдет осечка во всех желаниях! А желаний у меня аккурат на сто тысяч рубликов накопилось!
— Что же, так и поползешь за ними следом до самого Алмазного? — с той же усмешкой спросил Лундин.
— Зачем до Алмазного! Они раньше подохнут! — словно бы остывая и совсем уже равнодушно сказал Леонов. — Вот тогда я и явлюсь в Алмазный. Нашел, мол, тела погибших разведчиков, как прикажете поступить? Вести вас туда, где они умерли, или тут на месте молебен закажем?
— Ну и подлец же ты! — с сердцем сказал Лундин. — Не беспокойся, они выберутся! И тебя же еще засадят!
— А за что? — делая невинное лицо, спросил Леонов.
— За кражу!
— Это за то, что я взял горсть сухарей да восьмушку махорки и вам все же вернул? Побойся ты бога, Семен! Какая же это кража? Ей красная цена полтора рубля, этой краже! Да приди ты в любой суд с таким заявлением, там над тобой только посмеются! Город ведь не парма! Там белые булки ежедневно продают по рубль по двадцать, а желаешь, так и сдобного хлеба продадут или калача! И махорку там никто не курит, все на папиросы да на сигареты перешли! Вот уж смерть чего не люблю — табак в рот лезет! Махорочка-то лучше, — и снова потянулся к кисету Лундина.
— Оставь кисет! — резко сказал охотник. И, успокаиваясь, с усмешкой добавил: — Чеботарев тебя до суда не допустит! Он тебя не доходя до Алмазного пристрелит. И будет прав! Золотишко-то на тебе? Вот он и скажет: пристрелил волка по лесному закону! Как? Правильно?
— Этого я и боюсь! — признался Леонов, с завистью поглядывая на кисет, который охотник прятал в карман. — Этот может так, с бухты-барахты! Но я на бога уповаю, через согру им не пройти!
— Иди-ка ты, волчина, подобру-поздорову отсюда к черту! — вдруг сказал Лундин, взяв ружье и дергая затвор. Щелканье затвора ошеломило Леонова, он вскочил, крикнул:
— С ума ты сошел, сосед?
— Какой я тебе, к дьяволу, сосед! — свирепо ответил Лундин. — А ну, чтоб тебя сейчас же тут не было! Марш! Я кому говорю, сволочь настырная?
