— Глупости не говори, лучше подумай, что нам делать, — сегодня прячется, завтра что-нибудь похуже начнет делать!
— Вот именно! Вы взрослые люди — предупредите события и запаситесь чем надо.
— Вай!
— А ты как думала, где тут песок под горой найдешь?
Надо сказать, что с Ламариным отцом ссориться очень трудно — он от любой неприятности отвертится шуткой.
На этот раз котенка искали даже во дворе.
Время от времени папа восклицал:
— Все! Хватит, послушайте старого человека, бабушка дело говорит: проголодается — вылезет.
Однако ни мама, ни папа, ни сама бабушка спать не ложились. Правда, ночь была на редкость душной. Вот и слонялись из угла в угол, и украдкой друг от друга то ковер на тахте приподнимут, то за буфет заглянут. Папа нервно ходил из комнаты на балкон и обратно, и вдруг его осенило:
— Успокойся, больше искать не будем… — Весело сказал он жене, потом загадочно блеснул глазами, зубами и даже потным лбом. — Все! Завтра же приведу собаку.
На этот раз у мамы вырвалось катастрофическое:
— Вууй!
Собака была последней каплей в кувшине ее терпения. Ясное дело, она высказала папе ВСЕ, и, пока она высказывалась, Датико стоял, сложив руки на животе, смотрел на жену ласковыми глазами и невинно улыбался. Это ее еще больше злило. В конце концов она села и упавшим голосом задала вопрос, с которого и надо было начинать:
— Умоляю, скажи, для чего нам собака?!
— Чтоб искала, генацвале, этого кинто!
Мама истерически расхохоталась, а папа впал в уныние — кота не нашли, и нет никакой надежды загнать семейство спать…
Теперь, когда более или менее ясно, что за семья живет на Гунибской улице, необходимо сказать о том, что же вокруг.
Нет города без улиц. Нет улицы без соседей, а сосед на Кавказе — явление исключительное. Прежде всего он страстный и чрезвычайно внимательный болельщик. Правда, не всегда ясно, за кого и почему он «болеет»!..
Раздался крик, сосед вскочил, и… между прочим, тут никогда не поймешь, отчего крик? Кто-то родился или умер? А может быть, в подарок какую-нибудь симпатичную штучку получил?!
Запомните, грузин на крик сначала бежит, потом начинает думать — куда и зачем, и уж на месте решает, бросаться ли в огонь, врезаться ли в драку, или терпеливо ждать, когда позовут. Здесь никому и в голову не придет переступать порог незваным или, боже упаси, задавать вопросы. Таков неписаный закон добрососедства. Не размышляя, грузин действует только в одном случае — когда в опасности чья-то ЖИЗНЬ!
Ночные крики в доме Датико Гопадзе, конечно, подняли на ноги и самых ближних, и самых дальних соседей. В непроглядной тьме тифлисской ночи стали маячить белые призраки.
Тут попросим прощения и поясним: в старом Тифлисе женщины и днем не слишком часто появляются на улице, а ночью и говорить нечего.
По ночам на улицу, если нужно, выходили только мужчины, а поскольку в те давние времена они были целомудренней, то, несмотря на жару, носили кальсоны и, ясное дело, имели весьма живописный вид. Трусы до коленей появились позднее, а на плавки не хватило бы даже богатого восточного воображения.
Все это сказано только затем, чтобы объяснить скопление белых фигур под балконом у Датико Гопадзе и под низкорослыми акациями напротив. Но особенно много добрых соседей толпилось как раз под балконом. Люди никак не могли понять, в чем дело? Которую ночь свет горит до утра, крики, хохот, плач?! Те, что посолиднее, даже раздражались:
— Или кричи и плачь, или не смейся, когда плачешь! Нельзя же так морочить людей. Кому это интересно стоять в кальсонах и ничего не понимать, вах?!
Какое счастье, что добрые соседи не знали истинной причины криков — они бы умерли со смеху, а Датико не миновать бы позора. В сотый раз бросил он взгляд на часы, потом перевел его на тещу, потом на дочь, потом на жену — как-то сбоку или как бы издали. А если поточнее сказать, то взгляд читался так: «Кто вы такие вообще, хотел бы я знать!»
Женщины молча переглянулись и пожали плечами, они не поняли взгляда, тем более что совсем недавно человек пел.
В небывалой для этого дома тишине его глава удалился на балкон. Три женских сердца упало… На свете нет ничего загадочнее и опаснее, чем необычный взгляд или непривычный жест очень близкого человека.
Меж тем выражение лица, которое Датико унес с собой, означало недовольство: в этой идиотской кошачьей кутерьме он, оказывается, забыл, что завтра предстоит чрезвычайно ответственный шашлык и приглашены такие люди, которым никак не скажешь: извините, у меня дедушка заболел.
Три женщины издали гадали по его спине — в чем все-таки дело, и в это время как гром среди ясного неба требовательно и угрюмо пал вопрос:
— Где угли, которые Шалико от Жужуны привез?
— На своем месте, — спокойно ответила бабушка.
— Я спрашиваю — где!
— Около тебя мешок стоит, в углу под столом.
Мастер своего дела, в данном случае — шашлыков, тут же отыскал мешок, полный легких звонких древесных углей, взял его за края и хорошенько встряхнул.
На Кавказе каждый ребенок знает, что хорошее мясо еще не означает настоящий шашлык. Настоящий шашлык начинается с углей. От пережженных углей шашлык подгорает, от недожженных — обсмолится и останется сырым, потому что капля жира, падающая на такой уголь, поднимает едкий дым и дает горечь… Эээ, великое это искусство, недоступное пиначу!
Чтобы не утомлять читателя сносками — тут же поясним: пинач — это «холодный сапожник»! Халтурщик, короче говоря.
Встряхнувши мешок один раз, Датико ушам своим не поверил: звук не тот — глуховат. Тогда он выволок мешок на середину балкона, чтобы на него падал свет из комнаты, и еще раз хорошенько тряхнул.
Не дожидаясь, пока осядет густое облако пыли над мешком, Датико решительно вонзил пятерню в черное крошево. Зачерпнул изрядную горсть и почувствовал, что ему делается нехорошо: угли шевелились и падали, убежденный атеист собственными глазами увидел беса! Косматая черная образина сидела на руке, глядела на него зверски-белесыми глазами и разевала алую пасть!
Именно так художники ВСЕХ ВРЕМЕН И НАРОДОВ (некогда любимое в Грузии выражение) изображают черта.
Чумазый и потный Датико хватает совершенно черного котенка и, не выпуская его из пухлых лапищ, тает от умиления, возможно, еще и потому, что в его детстве не было животного меньше барашка.
Но войдем в положение кота. Он себе мирно спит, и вдруг его трясут и валяют в какой-то дряни, потом вытаскивают на свет в сущий ад. Потрясенный, он, конечно, вырывается, бежит в дом, благополучно пересекает гостиную, но, заслыша погоню, сворачивает в спальню. Там карабкается на постель — и шасть в знакомый уже тайник — под подушку! Здесь он и был настигнут главою дома и для верности прижат к груди.
