Озеро, где проходило мое знакомство с обитателями подводного мира, носило все характерные признаки глухого таежного озера. Темные от глубины плесы граничили здесь с обширными мелкими пространствами, а берега были основательно завалены упавшими в воду деревьями. Такие деревья рыбаки называли вершинами, и именно здесь, около самых вершин затонувших елей, щуки и устраивали свои далеко выдвинутые от берега охотничьи засады.
В такой заводи щука могла стоять часами, никак не выдавая своего присутствия. Рядом вертелась мелкая рыбешка, но хищник «молчал». Что мешало ему плотно позавтракать: то ли недостаточная уверенность, что силы, потраченные на атаку, полностью окупятся, то ли неподходящее для трапезы время?
Последнее предположить я никак не мог, наблюдая, как местные рыбаки расправляются с вершинами… В любое время дня рыбак направлялся к затонувшему дереву, опускал щуке под нос судорожно бьющуюся на крючке сорожку и почти тут же с шумом и плеском доставлял в лодку очередной увесистый трофей.
Не менее тщательно обследовал вершины и я и всегда приходил к одному и тому же выводу: щука, стоявшая в засаде, то есть занявшая вершину, редко когда отказывалась от предложенного угощения. Этих щук можно было даже кормить, как всякое другое животное, еще недостаточно привыкшее к нам…
К длинному удилищу я привязывал толстую леску, а крючок заменял кусочком мягкой проволоки. Небольшая сорожка опускалась в воду, старалась освободиться от проволочных пут, падала на бок, поднимала хвост – словом, вела себя несколько отлично от своих благополучно здравствующих собратьев. И казалось, щука только и ждала этого случая – она стрелой вырывалась из засады и утаскивала мое подношение… Новая сорожка крутилась на одном месте, и снова хищник, не обращая внимания на здоровых рыбешек, что толкутся около его пасти, бросается к жертве, отличающейся от сородичей своим поведением.
«Переговоры» у вершин проводились обычно неторопливо. С каждым последующим подношением мой партнер становился менее активным и, как правило, после третьей порции лакомства наотрез отказывался отвечать мне желанным вниманием.
Насытившаяся щука медленно покидала засаду и незаметно уходила к берегу, в глухой, непролазный завал. Тогда я опускал свое подношение поглубже, к следующим затонувшим ветвям, и на «переговоры» вызывался очередной, как правило, более солидный партнер. Новый полномочный представитель подводного мира также предпочитал поскорее насытиться, а после насыщения лениво удалиться на отдых. Следом за второй щукой могла наступить очередь и третьей, томившейся пока в ожидании.
Кормление первой и второй рыбин обычно никогда не проходило в спокойной, сдержанной обстановке. Щуки оставались щуками, а щукам к добыче полагалось бросаться: удары хвостов, плеск воды, разлетающийся в сторону веер напуганных сорожек – все было как при настоящей охоте. Но ни шум, ни возня соседа, видимо, не тревожили обитателей следующего этажа засады – эти подводные охотники невозмутимо ждали своей очереди.
Дипломатические контакты с подводными охотниками, успех первых «переговоров», казалось, открывали путь к дальнейшему сближению представителей двух разных миров, и я реально мечтал уже о том времени, когда приучу щук получать мои дары в строго установленное время.
Теперь обильное кормление рыбин, явившихся ко мне по вызову, проводилось в определенные часы, время кормления строго выдерживалось изо дня в день, но щуки, к сожалению, оказались тут неблагодарными учениками – они еще не поднялись в своем умственном развитии даже до уровня диких уток, которых без особого труда можно было приучить по часам являться к обеденному столу.
Как ни старался я «объяснить» своим подопечным, что у каждой приличной щуки должны быть и завтраки, и обеды, и ужины и что эти завтраки, обеды и ужины изо дня в день должны проходить в одно и то же время, но из этого ничего не вышло. Порой щуки торчали в своих засадах целыми днями и всегда были готовы к принятию пищи, а другой раз разыскать этих рыбин никак не удавалось. В такие пустые дни я удивленно отмечал, что возле вершин нет и вечно крутящихся здесь сорожек. Оказалось, что кроме моих обильных подношений непременным условием для щучьих засад было наличие вблизи засады потенциальной добычи. И стоило сорожкам по какой-то причине покинуть вершину, как следом за ними из засады исчезали и мои вчерашние щуки… Сытые, ленивые хищники и те всегда следовали за добычей, как следуют волки за стадом диких северных оленей…
Неудача, которой окончилась попытка приучить щук к постоянным местам «переговоров», заставила меня вспомнить тяжелый берестяной поплавок…
Еще не так давно меня занимал один странный рыбак. Этот рыбак без устали бродил по берегам озера и всегда возвращался домой с десятком хороших щук. У этого везучего человека были солидное березовое удилище, толстенная леска и громадный поплавок, сделанный из бересты. Причем увесистый берестяной поплавок преднамереняо громко опускался в воду. Такая снасть казалась мне варварской, но успехи рыбака заставляли задумываться…
Свой успех рыбак объяснял просто: бульканье поплавка напоминает всплеск небольшой рыбешки и привлекает щук. Щука якобы, услыхав бульканье, незаметно покидает засаду и крадется по дну к источнику звука… Четыре, пять ударов берестяной трубки по воде – и старик безошибочно определял, есть ли поблизости рыбина и расположена ли она в данный момент поохотиться.
Старый рыбак оказался прав… Берестяная трубка, неглубокий удар по воде – и почти тут же первый гость. Рыбина подошла и замерла недалеко от лодки… Затем точно так же состоялись и вторая, и третья… и пятая встречи. Я строил планы точного учета щук в озере, мечтал о том, как буду водить рыбу по озеру следом за своей лодкой. Но уже на следующий день щуки не так резво откликались на мои призывные сигналы… Я снова обратился за опытом к дотошному рыбаку и выяснил еще одну деталь его успеха: больше одного дня на озере старик не булькал – старик менял озера, объясняя свои вынужденные переходы тем, что щуки скоро узнают обман…
Проверить последнее утверждение не составило большого труда: два-три пустых пробега к источнику звука – и почти каждая рыбина запоминала неудачный опыт.
Опыт пришел и ко мне. От берестяного поплавка потянулся в воду кусочек проволоки – теперь отозвавшаяся рыбина могла получить за послушание солидное вознаграждение. Одна, вторая награда, и наконец в озере появились такие щуки, которые подходили к моей лодке чуть ли не по первому сигналу.
На таежных озерах меня не раз удивляло массовое явление щук на охоту. До этого водоем казался не очень богатым, и дневной улов в полтора десятка небольших рыбин считался тогда чуть ли не самым завидным успехом. Но даже такой успех обычно приходил после многих часов обследования каждого участка берега, хоть отдаленно похожего на щучьи засады.
