Когда восточные пики начали розоветь, пума ступила в большую долину. Тонкое обоняние подсказало ей, что в этой лесистой низине водится много дичи, запаха своих сородичей, которые могли бы помешать ей устроить свое будущее, она не учуяла. Обессиленная, забилась в трещину между валунами и проспала там до ночи,
не ведая, какой переполох произвел ее прыжок на волю в царстве
людей. Пробудившись, она села и опять принялась изучать звуки и запахи своих новых владений — в одной стороне унюхала барсука, в другой — сурка. Не укрылись от внимания пумы и послания, ос-ставленные ее конкурентами.
Медведи ее не очень беспокоили; они питались главным образом плодами и корнями растений, насекомыми и падалью. Волки были
опасными соперниками, но они знали, что отнимать добычу у пумы
рискованно. Зато росомахи, быстрые и сильные, отличались непревзойденной наглостью.
Пума пренебрегла чувством голода и целый час сидела неподвижно, осваиваясь в новой обстановке, и лишь изредка вскидывала переднюю лапу, чтобы смахнуть комаров с морды и ушей Она не отвлекалась ни на секунду, прекрасно понимая, что ее жизнь зависит от знания окружающей обстановки.
Когда над долиной опустилась ночь, расцветив иссиня-черное небо бесчисленными блестками звезд, пума наконец поднялась и спустилась с камней. Она продвигалась, как обычно, бесшумно, часто останавливалась и вертела головой, принюхиваясь, всматриваясь и вслушиваясь и темноту, запоминая рельеф местности.
Неожиданно сменившийся ветер донес до нее запах чернохвостого оленя. С дрожащими ноздрями она свернула в сторону и крадучись, пошла на вожделенный запах.
Спустя десять минут она увидела добычу. На плоской возвышенности у небольшого ручья, протекавшего между пластов гранита и полевого шпата, паслись три оленя. Двое из них, упитанные и на вид резвые, стояли у самой воды. Третий, тщедушный и хилый, щипал траву метрах в десяти от них. Он дышал неровно и тяжело.
Припав брюхом к земле, пума беззвучно двинулась по склону холма. За пятнадцать минут она добралась до вершины. Потом, не отрывая взгляда от больного олешка, присела и прыгнула.
Олени возле ручья встрепенулись и метнулись прочь, предупреждая об опасности своего хворого приятеля. Тот повернулся, чтобы пуститься наутек, но пума, приземлившись в трех метрах от него, прыгнула еще раз. Передними лапами хищница нанесла олененку удар и сломала ему шею. Пума перетащила добычу в кусты и утолила голод.
Июль подходил к концу, и беременная пума начала искать логово. До родов оставалось несколько дней, а убежища для детенышей она еще не устроила.
Однажды ранним вечером пума набрела на изумрудное озерцо, которое питали речушки, бравшие начало на горных ледниках. Один из ручьев сбегал по склону остроконечной возвышенности и обрушивался на скалу. Прозрачная вода рассеивалась в воздухе веером тонких струй, падавших с высоты шестидесяти метров в лежавшее внизу озеро.
За пеленой брызг пума разглядела мелькавшие тени. Летучие мыши. Их колонии она иногда встречала в пещерах. Пума немедленно направилась к водопаду, ступая по сухим камням. Спустя некоторое время, преодолев целый ряд больших мшистых валунов, она ощутила мускусный запах, который доносился из каменной полости.
За водопадом пума обнаружила просторную пещеру. В глубине пещеры она увидела небольшую нишу с чашеобразным дном. Это было идеальное логово. На первых порах покатые стенки не позволят котятам выкарабкаться из ниши, да и вход в пещеру, скрытый водопадом, вряд ли привлечет чужое внимание.
Четвертого августа в течение семи часов пума родила троих крошечных котят — двух самочек и самца.
Первым из утробы матери появился самец. Он весил около полукилограмма и в длину, от кончика носа до кончика короткого хвостика, достигал тридцати трех сантиметров. Едва родившись, он ощерился, с шипением разевая и закрывая маленькую пасть. Это продолжалось до тех пор, пока мать не вылизала его насухо своим шершавым языком, оглашая своды пещеры нежным урчанием.
Она перевернула новорожденного на спинку и, осторожно прижимая его к полу большой лапой, перекусила ему пуповину, затем зализала маленькую ранку и ткнула первенца носом в один из шести налитых молоком сосков.
Котенок вцепился в сосок и не выпустил его изо рта даже тогда, когда у матери вновь начались потуги и она стала рожать второго детеныша — дочь, которая оказалась значительно меньше своего брата. О ней пума тоже позаботилась должным образом, как и о сыне. Пока котята сосали молоко, она произвела на свет еще одну самочку.
Вылизав вторую дочь и подтолкнув ее к соску, пума наконец-то получила возможность отдохнуть. Пушистые комочки копошились у ее живота и издавали чмокающие звуки, они дарили ей неведомое прежде ощущение умиротворения и покоя. Миленькие самочки были покрыты желтовато-коричневым пушком с черно-коричневыми пятнами, похожими на розочки леопарда. Их короткие хвостики обвивали темные колечки, мордочки украшали темные полосы, тянувшиеся от глаз К нижним краям носа. Котик отличался от кошечек цветом. Родимые пятна на туловище, хвосте и мордочке у него были такие же. как у сестер, но сам мех отливал молочной белизной.
Котята закончили первую в своей жизни трапезу и заснули, тесно прижавшись к матери. Пума, утомленная тяжким испытанием, тоже погрузилась в сон.
Первые несколько дней новорожденные котята тихо мяукали, если хотели есть, но большую часть времени.спали около матери, а когда та покидала пещеру, чтобы утолить жажду, сворачивались в плотный клубок, ища уюта на ноге или ухе своего соседа. На четвертый день они стали более активными, неуклюже ползали и медленно карабкались друг на друга.
Самым подвижным оказался белый котенок. Он часто подползал к выходу из логова, определяя его местонахождение по прохладному воздуху, проникавшему в нишу из передней части пещеры. Мать неизменно выкидывала лапу и ловила его, затем, спрятав когти, втаскивала детеныша обратно в нишу. На десятый день котята прозрели. Белый самец первым увидел свет . Утром, когда его мать доедала в большой пещере койота, которого они убили и приволокла в свое убежище, он медленно открыл глаза. Он устремил взгляд к проему, на самое яркое место, и им овладело крайнее любопытство.
Покинув сестер, маленький кугуар направился к выходу. Он шел неуверенно, поскольку еще не умел координировать свои движения, но вскоре сообразил, что можно ориентироваться по запаху, оставленному на камне лапами матери. Он шатался, спотыкался, оступался, но упорно карабкался к источнику света. Ему потребовалось семь минут, чтобы преодолеть четыре метра, отделявших логово от короткого туннеля, который вел в главную пещеру.
