Много невидимок плавает и в лазурных волнах океана. Это и медузы, и родственные им гребневики, и сифонофоры, сальпы, рачок фронима и каракатица доратопсис, которая больше похожа на кусочек льда, чем на живое существо, и личинки речных угрей. Прозрачные, как стекло, они сливаются с хрустальной водой, безопасно плавая перед носом злейших своих врагов.
Другие фасоны шапки-невидимки
У всех головоногих моллюсков, у некоторых раков, рыб, земноводных, пресмыкающихся и насекомых спрятаны под кожей эластичные, как резина, клетки. Они набиты краской словно акварельные тюбики. Научное название этих чудесных клеток — хроматофоры[37].
Каждый хроматофор — микроскопический шарик, когда пребывает в покое, или диск размером с точку, когда растянут, окружен по краям, будто солнце лучами, множеством тончайших мускулов — дилататоров, то есть расширителей. Лишь у немногих хроматофоров только четыре дилататора, обычно их больше — около двадцати четырех. Дилататоры, сокращаясь, растягивают хроматофор. Диаметр хроматофора увеличивается в шестьдесят раз: от размеров иголочного острия до величины булавочной головки. Иными словами, разница между сократившейся и растянутой цветной клеткой столь же велика, как между двухкопеечной монетой и автомобильным колесом.
Дилататоры часами и без перерыва остаются в напряжении, поддерживая на коже нужную окраску.
Каждый дилататор соединен нервами с клетками головного мозга. Зрительные впечатления, полученные животным, по сложным физиологическим каналам поступают к нервным центрам, а те подают соответствующие сигналы хроматофорам. Растягивают одни, сокращают другие, добиваясь сочетания красок, наиболее пригодного для маскировки. Слепой на один глаз осьминог теряет способность легко менять оттенки на безглазой стороне тела. Удаление второго глаза приводит к почти полной потере этой способности.
Исчезновение цветовых реакций у ослепленного осьминога не полное, потому что изменение окраски зависит также и от впечатлений, полученных не только глазами, но и присосками. Если лишить осьминога щупалец или срезать с них все присоски, он бледнеет и, как ни пыжится, не может ни покраснеть, ни позеленеть, ни стать черным. Уцелеет на щупальцах хотя бы одна присоска — кожа спрута сохранит все прежние оттенки.
Богатством расцветок и совершенством маскировки головоногие моллюски далеко превосходят прославленного хамелеона. Он просто был бы посрамлен, если бы задумал состязаться в игре красок с осьминогом, не говоря уже о каракатице.
В искусстве маскироваться никто не может с ней соперничать. Она, каракатица, приспосабливается без труда к любому грунту. Только что была она полосатой, как зебра; опустилась на песок — и тут же перекрасилась: стала песочно-желтой. Проплыла над белой мраморной плитой — побелела.
Самый излюбленный каракатицын наряд — зеброидный. Она разлинована, точно пижама.
В таком виде любит она гулять по морю, переходя с одного места на другое.
Какую цель она преследует, подражая зебре?
Мы не решим этот вопрос, не разобравшись в другом: почему зебра полосатая?
Говорят, что природа сделала зебру полосатой, чтобы врагам труднее было ее заметить. А почему в таком случае верстовой столб с целью прямо противоположной раскрашивают черно-белыми полосами, «под зебру»?
На открытом месте зебра действительно очень заметна. А в зарослях другое дело.
«Белые и черные полосы так сливаются с растительным покровом, — пишет один исследователь Африки, — что зебры незаметны даже с самых близких расстояний. Не раз бывало, мы не могли их разглядеть за 40–50 шагов, хотя местность вокруг была столь открытой, что мы видели антилоп на расстоянии до 200 метров».
Полосатая или пятнистая окраска, составленная из резко контрастирующих элементов (черные полосы на белой шкуре, либо белые на черной, или черные пятна на желтом фоне), встречается у многих животных: у тигра, леопарда, ягуара, оцелота, жирафа, антилопы куду и бонго, у окапи, рыб, змей, бабочек.
У всех у них полосы и пятна идут рядами поперек тела. Это не случайно. Дело в том, что поперечные полосы, достигая границ силуэта, внезапно обрываются. Сплошная линия контура при этом расчленяется чередующимися то белыми, то черными полями расцветки; и животное, теряя свои привычные глазу очертания, сливается с фоном местности. Этого добиваются и люди, когда раскрашивают военные объекты светлыми и темными пятнами, расчленяющими контуры маскируемого сооружения.
Если же черные и белые полосы идут не поперек, а вдоль контуров тела, то они не расчленяют, а, наоборот, подчеркивают их. Хорошо заметная окраска выгодна ядовитым или дурно пахнущим существам, чтобы хищники не хватали их по ошибке. Например, саламандре и скунсу: у них полосы идут вдоль тела.
Того же оптического эффекта добиваются стрелки, раскрашивая мишени концентрическими черно-белыми полями: чередующиеся круги как бы подчеркивают черное яблочко в центре, усиливая его видимость. А разрисуйте круг поперечными (радиальными) полосами контрастных цветов, и вам трудно будет разглядеть такую мишень даже на близком расстоянии.
Вот почему каракатица в движении, переходя с одного фона на другой, не меняет соответственно и расцветку. Физиологически это было бы осуществимо: ведь головоногий моллюск «переодевается» за полсекунды. Но будет ли польза от быстрой смены красок? Игра цветов лишь привлечет врага.
Контрастирующие полосы, расчленяя силуэт каракатицы, помогают ей слиться с окраской любого грунта. Ведь зеброидный рисунок — универсальный камуфляж.
Одних спасает от врагов «волчья шкура», других — прозрачность или чудесные хроматофоры. А у краба дромия нет ни того, ни другого, ни третьего. И он срывает с камня кустики губки и держит их над собой задними ножками — вместо краба получается какой-то бесформенный куст. По соседству с дромией живет краб дориппе. Он, как зонтом, накрывает себя створкой раковины морской ракушки. Если ее у дориппе отнять, он схватит первый попавшийся предмет — камень или морскую звезду — и взгромоздит себе на спину.
Подобно прекрасной богине Древней Эллады, некоторые животные тоже находят приют в пене. Летом вы видели, конечно, на листьях козлобородника и дрёмы, на ветвях ивы и стеблях гвоздики маленькие пенистые комочки. Их называют у нас кукушкиными слезками. Раздала кукушка своих детей, грустно ей стало. Горько плакала она, одумавшись, искала, кликала их по всему лесу и растеряла свои слезки тут и там…
