Этот клич, казалось, шёл со всех концов леса разом и слышался всё ближе, ближе и ближе, пока наконец не оборвался рядом, совсем близко, на самой пронзительной ноте. Остальные трое волков подхватили его, так что даже Маугли мог бы поклясться, что вся Стая гонит дичь по горячему следу. А потом все четверо запели чудесную утреннюю Песню Джунглей, со всеми трелями, переливами и переходами, какие умеет выводить мощная волчья глотка.
Утренняя песня в джунглях, которую пели четверо, провожая Балдео к деревне:
В тиши ночной скользим тропой,
Ни тени нет кругом:
Настанет день — за нашу тень,
И мы домой бегом.
Теперь светлы зубцы скалы
И каждый озарён,
Кричим опять: «Всем крепко спать,
Кто джунглей чтит закон!»
Конец охот, и наш народ
Спешит скорей назад,
В логу глухом, ползком-ползком
Князья лесов скользят.
Угрюм, тяжёл, потащит вол
Скрипучую соху.
Как кровь горя, страшна заря,
Что нам грозит вверху.
Во тьму берлог! В огне восток
И шепчет вслух трава,
И крикнет вдруг сухой бамбук
Тревожные слова.
Нас гонит страх в родных лесах,
И шаг неверен стал,
А в небе дик утиный крик:
«О, люди, День настал!»
В росе у всех был ночью мех,
Теперь он сух давно.
Где буйвол пил, прибрежный ил
Уже осел на дно.
Предатель Мрак, — рассвету знак
Когтей откроет он.
Кричим опять: «Всем крепко спать,
Кто джунглей чтит закон!»[70]
Никакой пересказ не может передать ни впечатление от этой песни, ни насмешку, какую вложили волки в каждую ноту, услышав, как затрещали сучья, когда угольщики от страха полезли на деревья, а Балдео начал бормотать заговоры и заклинания. Потом волки улеглись и заснули, потому что вели правильный образ жизни, как и все, кто живёт собственным трудом: не выспавшись, нельзя работать как следует.
Тем временем Маугли отмахивал милю за милей, делая по девяти миль в час, и радовался, что нисколько не ослабел после стольких месяцев жизни среди людей. У него осталась одна только мысль: выручить Мессую с мужем из западни, какова бы она ни была, — он опасался всяких ловушек. После этого, обещал себе Маугли, он расплатится и со всей остальной деревней.
Спустились уже сумерки, когда он увидел знакомое пастбище и дерево дхак, под которым ожидал его Серый Брат в то утро, когда Маугли убил Шер-Хана. Как ни был он зол на всех людей, всё же при первом взгляде на деревенские кровли у него перехватило дыхание. Он заметил, что все вернулись с поля раньше времени и, вместо того чтобы взяться за вечернюю стряпню, собрались толпой под деревенской смоковницей, откуда слышались говор и крик.
— Людям непременно надо расставлять ловушки для других людей, а без этого они все будут недовольны, — сказал Маугли. — Две ночи назад они ловили Маугли, а сейчас мне кажется, что эта ночь была много дождей назад. Сегодня черёд Мессуи с мужем. А завтра, и послезавтра, и на много ночей после того опять настанет черёд Маугли.
Он прополз под оградой и, добравшись до хижины Мессуи, заглянул в окно. В комнате лежала Мессуа, связанная по рукам и ногам, и стонала, тяжело дыша; её муж был привязан ремнями к пёстро раскрашенной кровати. Дверь хижины, выходившая на улицу, была плотно припёрта, и трое или четверо людей сидели, прислонившись к ней спиной.
Маугли очень хорошо знал нравы и обычаи деревни. Он сообразил, что пока люди едят, курят и разговаривают, ничего другого они делать не станут; но после того, как они поедят, их нужно остерегаться. Скоро вернётся и Балдео, и если его провожатые хорошо сослужили свою службу, ему будет о чём порассказать. Мальчик влез в окно и, нагнувшись над мужчиной и женщиной, разрезал связывавшие их ремни, вынул затычки изо рта и поискал, нет ли в хижине молока.
— Я знала, я знала, что он придёт! — зарыдала Мессуа. — Теперь я знаю наверное, что он мой сын! — И она прижала Маугли к груди.
До этой минуты Маугли был совершенно спокоен, но тут он весь задрожал, чему и сам несказанно удивился.
— Для чего эти ремни? За что они связали тебя? — спросил он, помолчав.
— В наказание за то, что мы приняли тебя в сыновья, за что же ещё? — сказал муж сердито. — Посмотри — я весь в крови.
Мессуа ничего не сказала, но Маугли взглянул на её раны, и они услышали, как он скрипнул зубами.
— Чьё это дело? — спросил он. — За это они поплатятся!
— Это дело всей деревни. Меня считали богачом. У меня было много скота. Потому мы с ней колдуны, что приютили тебя.
— Я не понимаю! Пусть расскажет Мессуа.
— Я кормила тебя молоком, Натху, ты помнишь? — робко спросила Мессуа. — Потому что ты мой сын, которого унёс тигр, и потому что я крепко тебя люблю. Они говорят, что я твоя мать, мать оборотня, и за это должна умереть.
— А что такое оборотень? — спросил Маугли. — Смерть я уже видел.
Муж угрюмо взглянул на него исподлобья, но Мессуа засмеялась.
— Видишь? — сказала она мужу. — Я знала, я тебе говорила, что он не колдун. Он мой сын, мой сын!
— Сын или колдун — какая нам от этого польза? — отвечал муж. — Теперь мы с тобой всё равно что умерли.
— Вон там идёт дорога через джунгли, — показал Маугли в окно. — Руки и ноги у вас развязаны.Уходите.
— Мы не знаем джунглей, сын мой, так, как ты их знаешь, — начала Мессуа. — Мне не уйдём далеко.
— А люди погонятся за нами и опять приведут нас сюда, — сказал её муж.
— Гм! — сказал Маугли, водя кончиком охотничьего ножа по своей ладони. — Пока что я не хочу зла никому в этой деревне. Не думаю, однако, что тебя остановят. Ещё немного времени — и у них найдётся о чём подумать. Ага! — Он поднял голову и прислушался к крикам и беготне за дверями. — Наконец-то они отпустили Балдео домой!
— Его послали утром убить тебя, — сказала Мессуа. — Разве ты его не встретил?
— Да, мы… я встретил его. Ему есть о чём рассказать. А пока он разговаривает, можно сделать очень много. Но сначала надо узнать, чего они хотят. Подумайте, куда вам лучше уйти, и скажите мне, когда я вернусь.
Он прыгнул в окно и опять побежал, прячась под деревенской стеной, пока ему не стал слышен говор толпы, собравшейся под смоковницей.
