На следующий день мы нашли семью гепардов на старом месте. Позднее Уайти повела своих детей в долину, ограниченную двумя небольшими ручьями. Она двигалась по направлению к дальнему ручью, где я несколько дней назад видела следы львов и заметила группу павианов. Я хотела помешать ей и быстро сделала большой круг между гепардами и дальним ручьем. Уайти, по-видимому, поразил мой маневр; она подошла ко мне, остановилась в семи метрах и зарычала. Очевидно, она не возражала против моего присутствия, но не собиралась мириться с моим вмешательством в ее планы. Я не сдавалась, пока она не повернула назад. Детеныши держались на безопасном расстоянии и теперь были далеко впереди нас. Вскоре Уайти снова повернулась ко мне, настаивая на своем намерении перейти через ручей. Я отрезала ей путь, медленно идя навстречу. Тогда Уайти отказалась от своего плана и расположилась со своим семейством под одним из деревьев. Я сидела на расстоянии тринадцати метров от гепардов и пыталась сфотографировать их, но щелчок затвора привел малышей в сильное возбуждение, и я отложила лейку. Самый маленький особенно нервничал, порываясь бежать при малейшем моем движении, и чириканьем взывал о помощи; детеныш покрупнее отправился его успокаивать. Наконец Уайти пришла на помощь и принесла его обратно. Все потомство было в прекрасном состоянии, а Уайти была, по-видимому, превосходной матерью и умела постоять за свое семейство. Сидя здесь и глядя на дремлющую семью Уайти, я вспоминала, как мы спасли Уайти в критический момент, когда она сломала лапу, и как ей пришлось несколько недель провести в моем лагере в вольере. И вот, несмотря на то что Уайти ненавидела это затворничество, она и теперь, через пять с половиной лет, вела себя со мной как с другом и доверяла мне.
В полдень все семейство уснуло. Я оставила их, так как срок моего пребывания в Меру подходил к концу, а мне хотелось отыскать Тайни, Биг-Боя и Сомбу, детенышей Пиппы четвертого помета.
На следующий день мы повстречали прайд из восьми львов возле убитого водяного козла на расстоянии около восьмидесяти метров от того места, где была Уайти, а через сутки неожиданно обнаружили на том же месте трех львов, которые крепко спали. Они, очевидно, были недовольны тем, что их потревожили, и неохотно удалились. Присутствие этих львов объяснило, почему Уайти ушла отсюда.
Несмотря на то что нам не удалось найти всех наших гепардов до конца моего пребывания в Меру, было так чудесно вновь увидеть эти прекрасные места и зеленый, начинающий цвести буш — верный признак приближающихся дождей. Меня всегда удивляло, почему цветение начинается за две-три недели до наступления сезона дождей, и со временем я узнала, что это одна из мудрых мер предосторожности, принимаемая природой для того, чтобы обеспечить опыление цветов. В течение этого периода воздух становится уже достаточно влажным, благоприятствуя цветению, и опыление может быть закончено, прежде чем сильные ливни прибьют цветки к земле.
Перед самым отъездом мы нашли следы семьи гепардов, ведущие от лавового плато вниз по хребту к равнине, в шести километрах от того места, где мы их видели в последний раз. Следы, видимо, были двухдневной давности. Было уже слишком темно, чтобы разыскивать их, а так как мне все равно предстояло на следующее утро покинуть Меру, я решила сняться на рассвете, чтобы до выезда с территории парка еще раз поискать гепардов.
Когда мы миновали очень неровный участок местности, я заметила дерево, сплошь унизанное грифами.
Осторожно приблизившись, чтобы случайно не наткнуться на львов с добычей, я увидела маленьких гепардов, обступивших еще не разделанную тушу молодой газели Гранта, и Уайти, которая отдыхала рядом с ними после охоты.
Хотя я подбиралась к ним очень осторожно, детеныши убежали, но, когда Уайти позвала их «прр-прр», они остановились, а потом вернулись обратно к матери. Самый маленький из них казался особенно испуганным. Как только они принялись за добычу, я попыталась их сфотографировать. Однако щелчки аппарата даже на расстоянии около тринадцати метров снова испугали детенышей, и они убежали на термитник. Уайти изо всех сил звала их обратно, но они даже не пошевелились. И только когда я отошла на безопасное, по их мнению, для них расстояние, они бросились к добыче, которую Уайти тем временем разделала для них. Полчаса я наблюдала в полевой бинокль, как они жадно поглощали тушу газели. Уайти была рядом с ними, но предоставила им право первенства. Когда от газели осталась только голова и ноги, грифы отважились опуститься на землю, и тогда детеныши забавно бросились на птиц, чтобы заставить их взлететь. Молодым гепардам было всего четыре-пять месяцев, но они, очевидно, уже научились защищать свою добычу.
Мне пришли на память подобные сцены и с Пиппой. Какой хорошей матерью была она в каждой из своих семей до тех пор, пока детеныши зависели от нее. Но как только они могли заботиться о себе сами, Пиппа порывала с ними всякую связь, а в тех случаях, когда они вдруг попадались на ее пути, отгоняла их.
Если принять во внимание, что узы детей с матерью были значительно прочнее, чем отношения со мной, казалось просто невероятным, что дети Пиппы (Тату и Уайти) сохранили ко мне доверие, несмотря на то что мы расстались пять с половиной лет назад. Тату и Уайти не только были готовы доверить мне своих котят, но подпускали меня, даже когда расправлялись с добычей.
Конечно, мне очень хотелось знать, каковы будут успехи Уайти в воспитании ее потомства. Поэтому я вернулась в Меру через три месяца и снова разбила лагерь вместе с Локалем на месте прежнего дома Пиппы. Вечером я сидела у ее могилы. Все было тихо, и только ветер шумел, проносясь по кронам двух больших тамариндов, укрывающим это место своей тенью. Ночью он усилился и часто менял направление. Рано утром я насчитала сто тридцать птиц-носорогов, летевших со стороны реки по направлению к равнинам. Когда я жила здесь с Пиппой, я знала две пары этих птиц, живших вблизи лагеря, но такого большого числа их, как в этот приезд, никогда не видела.
Обычно при нашем возвращении в лагерь после длительной отлучки диким животным, приходящим ночью в это место на водопой, приходится заново привыкать к нашему присутствию. Поэтому меня нисколько не удивило, что в первую ночь у моей палатки зафыркал носорог, но, к счастью, ушел, не дожидаясь, пока я направлю на него свет своего фонаря. Во вторую ночь четыре льва спокойно расхаживали вокруг машины, потом отправились на кухню и прошли на расстоянии нескольких метров от меня. Я воспользовалась стулом и столом, чтобы забаррикадировать вход в палатку, который оставила было открытым, из-за жары, хотя и знала, что животные, как правило, просто очень любопытны и не причинят зла, если их не спровоцировать. На следующее утро мы увидели недалеко от лагеря львицу с маленьким львенком, отдыхающую под деревом. Она не проявила никакого беспокойства, когда мы проехали мимо нее в машине на расстоянии десяти метров. На третью ночь я услышала, что кто-то что-то лижет. По характерному звуку я поняла, что меня посетили львы. Через некоторое время палатка затряслась — это львенок споткнулся об одну из растяжек, вскочил и зарычал. Включив электрический фонарь, я увидела шесть львов между палаткой и кухней. Судя по тому, что они лизали друг друга и издавали негромкое ворчание, львы были совершенно спокойны. Я посоветовала им уходить, но они еще некоторое время продолжали оставаться на месте.
