Мне очень хотелось приучить нашего орангутана к прогулкам. Однажды я специально на все утро оставил дверцу его клетки открытой, но Чарли не пожелал выходить. Он, очевидно, вовсе не считал свою клетку тюрьмой. Она была его домом, а палуба казалась ему неведомым миром, который настораживал и приводил в замешательство. Чарли продолжал сидеть внутри с выражением торжества на темно-коричневом лице, моргая своими желтыми веками.
Я попытался выманить его, показывая банку с теплым сладким чаем, к которому он уже успел пристраститься. Увидев угощение, Чарли принял выжидательную позу, полагая, что я тут же вручу ему лакомство, но я поставил банку у дверцы, с наружной стороны клетки, и он раздраженно завизжал. Потом придвинулся к выходу и осторожно выглянул наружу. Я медленно отодвигал банку до тех пор, пока мой орангутан не ступил на палубу. Держась одной рукой за дверцу, он наклонился к банке и стал пить, а когда кончил, мгновенно забросил себя обратно в клетку.
На следующий день я опять распахнул дверцу, и на этот раз Чарли вышел без всякого принуждения. Он залез на клетку, и я немного поиграл с ним. Я щекотал ему под мышками, а он лежал на спине, скаля зубы в беззвучном смехе. Через несколько минут это занятие ему наскучило, и он перекинулся на палубу. Первым делом Чарли обследовал все клетки, задумчиво просовывая пальцы сквозь решетки. Подойдя к клетке Бенджамина, он подцепил с пола тряпку, и медвежонок, решив, что пришли его кормить, закатил такой рев, что Чарли поспешно ретировался. Продолжая обход, он оказался возле клетки с висячими попугаями и, прежде чем я успел вмешаться, умудрился стащить у них порцию риса. Затем его заинтересовали многочисленные предметы, разбросанные на палубе. Он поднимал все подряд и подносил к своему маленькому толстенькому носу, чтобы определить степень их съедобности.
Я решил, что на первый раз хватит, но Чарли не желал возвращаться и все время от меня ускользал. Ребра еще здорово ныли, и я никак не мог за ним угнаться. Масинис веселился вовсю, наблюдая, как я с проворностью дистрофика преследую орангутана и пытаюсь командирским тоном призвать его к повиновению. В конце концов, пришлось прибегнуть к испытанному способу: я показал Чарли яйцо и положил его в клетку, подальше от дверцы. Чарли, не теряя достоинства, забрался внутрь, вскрыл скорлупу зубами и аккуратно высосал яйцо до последней капли.
С этого дня полуденные прогулки Чарли стали на корабле обычным делом. Команда очень полюбила нашего питомца, но все же обращалась с ним осторожно. Если молодой орангутан начинал дурно себя вести, они не решались его утихомирить, а ждали нашего вмешательства. Когда «Крувинг» подходил к причалам Самаринды, Чарли восседал в рулевой рубке на плече у Па с видом заправского штурмана.
Наше путешествие по Калимантану подошло к концу. Через сутки в Сурабаю отправлялось крупное торговое судно «Каратон», и теперь предстояло нелегкое дело: переправить на борт багаж и всех животных. Своих сил было явно недостаточно, а просить членов команды «Крувинга» исполнить унизительную работу носильщиков мы не решались, боясь их обидеть. Поэтому мы были глубоко тронуты, когда вечером к нам подошел Манап и сообщил с грубоватой неловкостью, что Па получил от портовых властей разрешение подойти к «Каратону» и, если мы желаем, он и его товарищи перегрузят на корабль все наше снаряжение.
Было приятно смотреть, как охотно они работали, перетаскивая груз через высокий борт «Каратона» и весело выкрикивая прощальные слова нашим животным. Наконец все клетки под наблюдением Сабрана выстроились в спокойном углу на шлюпочной палубе, а багаж надежно разместился за запертой дверью нашей каюты. Когда настал последний момент, вся команда «Крувинга» — Па, Хидуп, масинис, Дулла и Манап — выстроилась в коридоре для прощания. Каждый по очереди сердечно жал нам руку и желал счастливого пути, и мы искренне ощущали грусть расставания.
Глава 8. Опасное путешествие
Мы благополучно прибыли в Сурабаю, и теперь нам предстояло осуществить главную цель всей экспедиции — посетить остров Комодо. В цепи островов, протянувшихся на тысячу миль от Явы до Новой Гвинеи, Комодо — пятый по счету, и лежит он как раз посередине. Мы предполагали, что попасть на Комодо — проблема не из простых, и теперь убедились, что это действительно так. Никто из знакомых правительственных чиновников не мог ничем нам помочь, и мы решили действовать самостоятельно.
Служащие пароходства впервые слышали о таком острове, и нам пришлось обратиться к карте, висевшей на стене. Мы указали клерку на крохотное пятнышко между крупными островами Сумбава и Флорес. Практически все пересекавшие карту черные линии — маршруты судов — как нарочно обходили стороной это место, и только одна обещала какую-то надежду. Она подходила к Сумбаве и дальше мимо Комодо шла к Флоресу. Оба порта захода — на Сумбаве и Флоресе — находились не слишком далеко от Комодо.
— Это судно,— спрашивал я, показывая на притягательную черную линию,— когда оно пойдет?
— Следующий раз, туан,— бодро отвечал услужливый клерк,— месяца через два пойдет.
— К тому времени,— вставил Чарльз,— лондонский туман уже сотрет с нас индонезийский загар.
— А нет ли в Сурабае,— продолжал я, не обращая внимания на этот всплеск неуместного пессимизма,— какого-нибудь небольшого судна, которое мы могли бы зафрахтовать прямо до Комодо?
— Нет,— отвечал клерк,— а если бы было, все равно не нанять. Это очень-очень хлопотно. Полиция, таможня, военные — они не дадут разрешения.
Служащие авиакомпании оказались несколько более осведомленными. У них мы выяснили, что если полететь на север, до Уджунгпанданга, то можно попасть на маленький самолет, который раз в две недели совершает рейс до Тимора, делая остановку в Маумере, на Флоресе. Остров Флорес конфигурацией напоминает банан длиной в двести миль. Маумере находится в сорока милях от его восточной оконечности, а Комодо — в пяти милях от западной. Судя по карте, через весь остров проходит дорога. Если в Маумере нам удастся нанять машину, пусть хоть грузовик, проблема будет решена.
Мы разыскали в Сурабае нескольких человек, которые слышали о Маумере, но сами там никогда не бывали. Наиболее достоверной информацией располагал один китаец, дальний родственник которого владел в Маумере магазинчиком.
— Как вы думаете,— спросил я его,— много ли там автомобилей?
— Много, много, я уверен. Пожалуйста, если хотите, я пошлю телеграмму своему шурину Чат Сену. Он все устроит.
Мы выразили ему самую сердечную признательность.
