Белые волосы девушки блестели на солнце, как стекло.
— Боря, ты видишь? — шепнул Дима, Борис кивнул.
Затрещал можжевельник. Из-за камней показался Эдик. Он медленно лез наверх.
— Иди сюда, Эдик! — сказал Дима. — Отсюда видно всё…
Эдик остановился, но не подошёл. Он повернулся к бухте лицом и начал смотреть, что делается у красного буйка. Там уже спускали водолаза.
Дима и Борис
Они стояли над самым обрывом. Внизу зелёными огонька ми мерцала бухта. Катера подняли четырёхцветные флаги — «Идут водолазные работы». С буксира спустили в воду раму с прожекторами.
— Борис, — сказал Дима, — дай честное слово, что никогда в жизни не будешь дружить с девчонками.
— Даю, — сказал Борис.
Он вытащил из кармана перочинный нож, срезал сосновую веточку, заострил её, сделал колышек.
— Забивай! — сказал Дима.
Пальцами разрыли прелую хвою и мох. Показалась рыжая, перемешанная с глиной земля. Борис каблуком забил колышек в землю.
— Забито! — пробормотал он.
Дима кивнул.
Они пожали друг другу руки.
Внизу над обрывом в третий раз послышались голоса. Кто-то крикнул: «Смотри!»
Люди на катерах засуетились. Вода под кормой одною бота забурлила, раздалась в стороны, из воды показалась круглая медная голова.
Водолаз поднимался по лесенке. Одной рукой он держался за ступеньки, в другой — нёс кусок почерневшей доски. Кусок палубы с корабля, который пролежал под водой более ста лет…
На причале
Дима и Эдик сидели на причале и смотрели, как плывёт в сером небе воздушный шарик — зонд, запущенный с метеостанции.
Причал был старый. Самый старый в Надежде.
Источенные морским червем — шашелем — брёвна разошлись, камни под причалом осели, настил выгнулся горбом.
Эдик сидел запрокинув лицо. Слабое приморское солнце белым пятном висело над его головой.
Дима вытащил из коробки водолазную маску, подышал на стекло, протёр его, потом начал прилаживать под ремень сбоку маски жёлтую металлическую трубку.
— Вот так маска! — сказал Эдик.
Дима кивнул.
— Итальянская. Отцу из Владивостока прислали, — сказал он.
— Хорошо тебе, — сказал Эдик. Он перевернулся на живот и стал смотреть в воду. Августовское солнце пробило наконец облака, и по воде запрыгали лучистые блинчики.
Дима нацепил маску на лицо, прошлёпал по настилу. Упираясь босыми ногами в выступы брёвен, начал спускаться вниз.
Эдик пересел на край причала. Его узенькое конопатое лицо появилось над Димой. Кося, подёргивая ртом, Эдик следил за ним.
— Ну как, хорошо видно? — спросил Эдик и Дима, не выпуская трубку изо рта, ответил:
— Ха-ва-хо!
Под водой
Прохладная вода побежала у Димы по ногам, по спине, подошла к горлу. Чуть помедлив, он отпустил угол бревна, за который держался. Эдикино лицо вверху качнулось, расплылось — над головой сомкнулась вода.
В уши вошли упругие водяные пробки. Стало слышно, как шумит в голове кровь. Дима гребанул руками, вода всколыхнулась. Из щелей ряжа — четырёхугольного, засыпанного камнями сруба — вырвалось зелёное облачко мути. Вокруг как блохи запрыгали потревоженные рачки — чилимы. Растопырив зеленоватые клешенки, они висели на одном месте; щёлкнув хвостом, уносились прочь. Всплыв, Дима опустил лицо под воду и начал смотреть. Жёлтым илистым ковром внизу двигалось дно. Гребанув ещё раз, он снова очутился у стенки. Болтая ногами, придерживаясь одной рукой за брёвна, медленно, как человек, идущий против ветра, поплыл вперёд.
Ряжи, как подводные бревенчатые дома, вставали перед ним один за другим. На средний ряж, видно, когда-то налетел пароход. Лицевая стенка была вдавлена, брёвна рассечены пополам. Чёрные, с зелёными лысинами, камни лежали на дне бесформенной грудой. В середине стенки зиял пролом.
Дима подплыл к пролому и сунул в него голову.
Прямо на него из глубины, выпучив длинные, столбиками глаза, смотрел мохнатый от старости краб.
«Ух ты!»
Дима испуганно мотнул головой. Краб угрожающе поднял кривые бугристые клешни и сдался назад. Через разрушенным настил сверху на него падал желтоватый свет. Позади краба виднелась неглубокая щель.
— Здоровый какой! — удивился Дима.
Рядом с его лицом из почерневшей доски торчал гвоздь. Дима выдернул его и прикоснулся гвоздем к крабьей клешне. Краб моментально вцепился в железо.
— Отдай!
Дима потянул гвоздь. Краб сопротивлялся. Они сидел и в воде лицом к лицу и упрямо тащили, каждый к себе, маленький острый стерженёк.
Наконец краб сдался. Он выпустил гвоздь и отступил в нору. Прижавшись спиной к камню, растопырив клешни, он стал ждать действия человека… Перед норой на камнях белели лохмотья полусъеденной камбалы. Не опуская одной клешни, краб другой подтянул камбалу к себе.
— Вот ты жадный какой! Ну, ладно, живи! — сказал Дима и вылез из пролома.
Когда он вскарабкался на причал, Эдик сказал:
— Здорово! Ты ни разу головы не поднял. Что, так там всё-всё и видно?
— Всё. Знаешь, как интересно! — сказал Дима. — Я там краба видел.
Эдик кивнул.
— Хочешь посмотреть?
Эдик поёжился.
— Не! Холодно. Солнца нет, — сказал он и плотнее прижался животом к доскам.
— Там знаешь какой краб большущий…
Но Эдик уже не слушал.
— Вчера в клубе кино было. Рассказать тебе? — спросил он. Про пустыню, как там нефть искали. А один дядька вроде как шпион — всё время мешал. Не верил, что там нефть У них автобус был — там и кухня, и баня. Чай всё время пили.
Так вот, раз пошли они на разведку, а этот дядька… Ты как думаешь, — вдруг спросил Эдик, — а меня в кино могут снять? Помнишь, приезжали?
— Я про краба, а ты… — недовольно сказал Дима.
— Наверно, могут, — сказал Эдик. — Снимают же и толстых, и лысых…
Дима быстро оделся, вытер штанами маску и пошёл с причала.
— Я тебе завтра кино доскажу! — крикнул ему вслед Эдик.
В проломе
Когда на следующий день Дима пришёл на причал, Эдик был уже там.
Дима молча сел, сбросил рубашку и начал прилаживать маску.
Эдик привязывал к нитке груз и крючок.
— Пока ты плавал, я вчера вот такого коменданта видел! — сказал он. — Лежит на дне — как бульдог!
Коменданты — бычки. Дима кивнул.
— После меня поплаваешь? — ещё раз предложил он.
Эдик, занятый удочкой, не ответил.
Дима влез в воду и тотчас же поплыл к пролому.
В тёмном углублении ничего не было видно. Дима подплыл ближе. За брёвнами метнулись и замерли две тени.
