И, безутешный, он с каждым шагом все далее и далее углублялся в неизвестное…
ГЛАВА V
ЗАГОВОРИЛА ВОЛЧЬЯ КРОВЬ
Два года тому назад Пьеро считал себя самым счастливым человеком в мире. Это было еще до появления Красной смерти. Он был полуфранцуз и был женат на дочери индейского вождя. Долгие годы они прожили в счастье и довольстве в бревенчатой хижине на берегу Серого Омута. Несмотря на всю дикость и заброшенность своей жизни, Пьеро испытывал неизмеримую гордость тем, что у него была такая красивая индианка — жена Вайола, такая нежная дочь и такая незапятнанная репутация умелого охотника. Пока Красная смерть не похитила у него жену, он не требовал от жизни ничего. Но вот два года тому назад от черной оспы умерла у него жена. Он все еще продолжал жить в своей бревенчатой хижине на берегу Серого Омута, но стал уже совсем другим человеком. Сердце у него разбилось. Он наложил бы на себя руки, если бы у него не было дочери Нипизы. Его жена назвала ее Нипизой, что по-индейски значит «ива». Нипиза росла быстро, как ива, нежная, как тростинка, и отличалась дикой красотой своей матери, с небольшой примесью французского изящества. Ей было около семнадцати лет, у нее были большие темные удивленные глаза и такие прекрасные волосы, что какой-то проезжавший случайно мимо агент из Монреаля попробовал было их у нее купить.
— Нет, мосье, — ответил Пьеро с холодным блеском в глазах, — они не продаются.
Два дня спустя после того, как Бари вступил в его владения, Пьеро с мрачным видом возвратился из леса.
— Какой-то зверь загрызает маленьких бобриков, — сказал он Нипизе по-французски. — Должно быть, рысь или волк. Завтра…
Он повел плечами и посмотрел на дочь с улыбкой.
— Мы отправимся вместе на охоту? — весело ответила она ему по-индейски.
Когда Пьеро улыбался ей так, как в этот раз, и говорил слово «завтра», то это всегда означало, что он предполагал взять с собою на предполагаемую охоту и ее.
Еще одним днем позже, к концу полудня, Бари переходил через мост, перекинутый между двух деревьев через Серый Омут. Он держался к северу. Тотчас же по ту сторону моста было небольшое открытое пространство, и он остановился около него, чтобы в последний раз порадоваться заходившему солнцу. Когда он стоял так, недвижимо и весь превратившись в слух, опустив хвост, насторожив уши и обнюхивая своим тонким носом открывавшуюся перед ним северную страну, то ни один человек в мире не задумался бы утверждать, что видел перед собою молодого волка.
Спрятавшись за кустами можжевельника в ста ярдах от него, Пьеро и Нипиза наблюдали за тем, как он переходил через мост. Теперь было самое подходящее время, и Пьеро взвел курок. Тогда Нипиза тихонько тронула его за руку.
— Позволь мне выстрелить, отец, — зашептала она. — Я могу убить его!
Усмехнувшись себе в ус, Пьеро передал ей ружье. Для него все счеты с Бари представлялись уже оконченными, потому что на таком расстоянии Нипиза могла попасть в цель девять раз из десяти. И, метко прицелившись в Бари, Нипиза крепко нажала пальцем курок.
Когда раздался выстрел, Бари высоко подпрыгнул в воздухе. Он почувствовал удар пули еще раньше, чем до него долетел звук выстрела. Она сбила его с ног кверху, а затем он упал вниз и все катился и катился, точно получил тяжкий удар дубиной по голове.
Некоторое время он вовсе не чувствовал боли. Затем она пронизала его, точно раскаленный нож, и благодаря ей волк уступил в нем место собаке, и с дикими, детскими криками, походившими на плач, он стал кататься и корчиться по земле от боли.
Пьер и Нипиза вышли из своей засады за можжевельником, причем глаза у девушки сверкали от гордости, что она так метко попала в цель. Но она тотчас же и затаила дыхание. Ее смуглые пальцы конвульсивно вцепились в ствол ружья. Одобрительная улыбка замерла на губах у Пьеро, когда до них донеслись огласившие весь лес вопли Бари.
— Собака! — воскликнула Нипиза.
Пьеро взял у нее ружье.
— Черт возьми, — проговорил он. — Собака! Щенок!
И он бросился к Бари; но благодаря своему изумлению они пропустили несколько секунд, и Бари несколько пришел в себя. Он ясно увидел, как они направлялись к нему через лужок — эти новые для него лесные чудовища. С последним воем он бросился от них в густую тень деревьев. Солнце уже почти зашло, и он забился в самую чащу еловой поросли невдалеке от ручья. Он дрожал при виде медведя и лося, но с настоящей опасностью впервые встретился только теперь. И она приближалась к нему! Он слышал, как трещали сучья под подошвами этих преследовавших его двуногих зверей; они издавали какие-то страшные звуки почти тут же, совсем близко, и вдруг, сам того не ожидая, Бари свалился в какую-то нору. Для него было страшно почувствовать, как почва вдруг выскользнула у него из-под ног, но он даже и не пикнул. В нем опять проснулся волк. Он заставил его во что бы то ни стало оставаться там, где он был, не двигаться, не издавать ни малейшего звука и даже, если понадобится, не дышать. Теперь уж голоса стали раздаваться прямо над ним; странные ноги топтались уже у самой норы, в которой он лежал. Немного высунувшись из своей засады, он мог рассмотреть одного из своих врагов. Это была Ива-Нипиза. Она стояла к нему так, что последний луч солнца бил ей прямо в лицо. Бари не мог оторвать от нее глаз. Несмотря на боль, он почувствовал какое-то странное очарование.
Затем девушка приставила к губам ладони и тонким, сострадательным голосом, в котором для его объятого ужасом сердца слышалось столько ласкового участия, стала его кликать:
— Щенок! Щенок! Щенок!..
А потом он услышал другой голос, и этот голос был уже далеко не так страшен, как многие из тех звуков, которые он уже слышал в лесу.
— Мы не найдем его, — сказал этот голос. — Он ушел умирать. Напрасно мы стреляли. Это скверно. Пойдем.
В том месте, где стоял Бари, когда в него выстрелили, Пьеро остановился и указал дочери на ветку березы, которая, точно ножом, была срезана пулей Нипизы. Тогда она поняла. Ветка, толщиною в палец приняла выстрел на себя и тем спасла Бари от неминуемой смерти.
Она повернулась назад и снова закричала:
— Щенок! Щенок! Щенок!
В ее глазах уже не светилась больше жажда охоты.
— Все равно он не поймет этого, — сказал Пьеро, продолжая идти по лугу. — Он дикарь, вероятно, от волчицы. Возможно, что он из своры Кумо, который всю прошлую зиму охотился здесь на волков.
— Но ведь он может издохнуть.
— Да, он, наверное, умрет.
Но Бари вовсе и не думал умирать. Он был слишком жизнеспособен, чтобы умереть от пули, которая прошла сквозь мягкие части его передней ноги. Он получил рану до кости, но самая кость осталась невредимой. Он подождал, когда взошла луна, и только тогда выполз из своей норы.
