заряд угодил почти в самое яблочко, то есть в пупок. Я менее всего люблю стрелять в живот, но я нарочно взял короткую иглу, чтобы она не проникла в брюшную полость. Лок издал дикий крик и на мгновение остановился. Я отскочил назад. Дейв тут же захлопнул дверь, а затем раздался жуткий грохот: это орангутанг пытался открыть ее изо всех сил.
— Надеюсь, лекарство доброкачественное, — сказал я, вытирая катившийся градом пот. — Хоть в одном случае из ста, но бывает, что всучивают подделку.
Прошло четыре минуты; из-за двери не раздавалось ни звука. Глянув в окно и убедившись, что наш противник на балках не сидит, я попросил Дейва осторожненько открыть дверь. Прикрываемый сзади куратором с пистолетом (Ох как я не люблю подобные прикрытия! Мне почему-то все время кажется, что у моего защитника могут расшалиться нервишки, и тогда он уж точно всадит мне пулю в задницу!), я заглянул в дверной проем. Лок валялся за дверью мертвее чучела. Теперь он пробудет без сознания еще по крайней мере полчаса.
Мы отнесли хулигана к нему в комнату и уложили на мягкую подстилку из тонкой древесной стружки.
— Что насчет завтрашних съемок? — спросил Дейв, когда я, убедившись, что язык Лока благополучно высунулся изо рта, сделал ему инъекцию атропина для торможения избыточного слюноотделения.
— Завтра он ничего не будет делать, — ответил я. — Он будет, как это часто бывает с Элизабет Тейлор, не расположен.
С тех пор Лок выполнял лишь очень ограниченный объем работы. Джимми больше не брал его на прогулки, не катал в автомобиле. График съемок пришлось драматическим образом перекраивать. Когда Джо вернулся из больницы с рукой на перевязи, я обсудил с ним сложившуюся непростую ситуацию.
— Если орангутанг свихнулся, то это серьезно, — сказал американец. — Я это по его морде вижу. Через два дня мы отвезем его обратно в Штаты. Но сомневаюсь, что он по-прежнему будет играть в кино.
— То есть выйдет на пенсию?
— Похоже, что так.
— Ну и куда его? В зоопарк? Но он не уживется со сложившейся колонией орангутангов.
— Верно. Не уживется.
— И что тогда?
— Просто не будет работать.
— Ты имеешь в виду — ему придется просто прозябать?
Джо ничего не ответил. Я явственно представил себе, каково будет Локу сменить хоть и «монашескую», но полнокровную и насыщенную жизнь на жизнь отшельническую. Все. Больше никаких фильмов, никаких съемок. Одинокий, неподходящий, невостребованный, никому не нужный. Конечно, о нем по-прежнему будут заботиться — но так заботятся об актерах, кончающих свои дни в сумасшедшем доме. Но Лок-то не был сумасшедшим. Два дня спустя Лок со своими двумя хозяевами отбыл в Голливуд. Больше я о нем не слышал.
Когда мы работали над циклом «Одно за другим» в Арнемском зоопарке, представился случай снять актеров, выполняющих настоящую ветеринарную работу. Ни тебе моделей, ни фальшивой крови, ни накладных ран. Здесь все настоящее: молодой носорожек, которому нужно было вылечить язву, а для этого его необходимо было обездвижить; новорожденный шимпанзе, появившийся на свет после трудных родов, — его нужно было обследовать и снять у матери швы. В этих и других сценах превосходно играл Роб Хайланд; правда, в самых ответственных моментах камера снимала крупным планом мои руки. Был, однако, душераздирающий инцидент, когда пришлось усыплять льва…
Едва мы приехали в Арнем, как нам сообщили, что старый лев подвергся нападению более молодого соперника, который серьезно прокусил ему заднюю ногу. Я тут же отправился осмотреть пострадавшего и обнаружил, что травма тяжелейшая: большеберцовая кость раздроблена на мелкие кусочки, а нижняя часть ноги свисает на обрывке кожи. Дав льву наркоз, я сделал рентгенограмму травмированной кости в превосходно оборудованной ветеринарной клинике зоопарка; снимок подтвердил самое худшее. Исправить повреждение не было никакой возможности, а вопрос об ампутации ноги у такого существа даже и не стоял. Оставалось одно: дать ему во время сна летальную дозу барбитурата.
В этих обстоятельствах я решил запечатлеть на пленке весь процесс — от осмотра раны до эвтаназии. Мы снимем, как Роб рассматривает рентгеновский снимок, осматривает рану у находящегося под наркозом льва, а затем якобы дает ему смертельную дозу. Самые грустные аспекты ветеринарной деятельности, которые иногда встречаются в моей практике работы с животными — когда не хотят продолжения страданий животного, — заслуживают того, чтобы показывать их честно. Итак, пока Роб играл свою роль, я сидел на полу клиники и подавал раствор барбитурата через резиновую трубку, которая проходила по рукаву его операционного халата в вену передней ноги животного. Некоторые члены киногруппы были потрясены этой и в самом деле задевающей душу сценой. Когда впоследствии эпизод был показан по телевидению, не знаю, нашлись ли телезрители, которые поняли, что лицезреют неподдельную смерть животного…
Как я писал чуть выше, большинство актеров, игравших в цикле «Одно за другим», были счастливы повозиться со зверями. Был один только случай, когда у актера сдали нервы, и я его за это не виню.
Мы прибыли в Оксфордшир для съемок сцены, когда актер выгуливает на поводке здоровенного тигра, проводя его сначала по площадкам для гольфа, а затем мимо гольф-клуба. Тигр был вскормлен человеком, имел хорошую репутацию добродетельной большой кошки. Но тигр — очень, очень впечатляющее животное, и даже в глазах того, кто, подобно мне, каждый день лицезреет их и даже разговаривает с ними, взрослый тигр на собачьем поводке — это, во всяком случае, нечто, с чем надо считаться. Если, скажем, он решит поступить не так, как ты хочешь, а по-своему, то с таким сильным созданием не поспоришь. А начнешь возражать, он в лучшем случае саданет тебя по коленке могучей лапой, как дубинкой. Если ему захочется поиграть, положив тебе на плечи передние лапы, тебе придется выдержать на своих плечах его стокилограммовый вес, а если он начнет лизать тебе голову своим наждачным языком, которым он запросто слизывает мясо с бычьих костей, готовься расстаться с волосами. И помни: страх изменяет запах пота. Если твой запах, в свою очередь, испугает его, он тебе запросто откусит ягодицу. Так сказать, возьмет пробу на анализ.
Так что я не удивился, когда при первом же взгляде на тигра, которого он должен был выводить на прогулку, актер сделался бледно-зеленым; когда же дрессировщик поклялся ему именем своей матери, что животное безобиднее сиамского кота, а директор показал ему: а) контракт, б) транквилизационную винтовку, которую я буду повсюду носить за ним со взведенным курком (впрочем, она не спасет, если тигр нанесет свой классический укус в шею, означающий мгновенную смерть), он согласился. Дрожащими
