и не заметит подмены.
Добрых полдня перед съемками с Чанг-Чангом Иоланда Васкес и Роб Хейланд (которые играли роли соответственно Лилианы Монсальве, одного из ведущих ветеринаров Мадридского зоопарка, и вашего покорного слуги) тренировались, осеменяя мешок с соломой. Я внимательно наблюдал и слушал, как они справляются со всеми могущими возникнуть нештатными ситуациями и сочиняют свой диалог для ключевой сцены всей драмы.
Я немного нервничал, когда дело дошло непосредственно до съемок, но все прошло превосходно. Как только я закончил свою часть работы с пандой, я поглядел на часы и сказал: «О’кей, теперь ваши пять минут. Я засекаю время. Начали!» Если бы я не знал, что происходит, я был бы искренне убежден в том, что опытные эксперты Роб и Иоланда действительно и без лишних слов хотят сделать Чанг-Чанга беременным! Шесть минут спустя пожилой самец уже находился в своей уютной спаленке, понемногу отходя от наркоза и совершенно не подозревая о «смене пола», которой он подвергся во имя кино…
Когда фильм был сделан, то имел огромный успех. К игровой сцене были добавлены документальные видеокадры, снятые при рождении детеныша панды в Мадриде. История о том, как Чу-Лин, знаменитый испанский «панда из пробирки», появился на свет, получила достойное киновоплощение.
Глава одиннадцатая
Косатка нашего времени
…Когда мне хочется пошалить, я делаю невод из меридианов долготы и параллелей широты, и ловлю в Атлантике китов.
Марк Твен. Жизнь на Миссисипи
Фрейя — это Афродита скандинавской мифологии. Богиня любви, супруга Одина, она разъезжает в колеснице, запряженной кошками. Но так же зовут и взрослую косатку, пойманную у берегов Исландии и живущую долгие годы в аквапарке Лазурный берег близ Антиба, Прованс.
Вскоре после ее прибытия во Францию англичанин Джон Кершоу, главный дрессировщик аквапарка, научил косатку подплывать к бортику большого бассейна, где кроме нее жили еще два кита — Бетти и Ким, переворачиваться на спину и показывать нижнюю часть своего широкого хвоста. В этом положении легко вставить тонкую иглу в одну из ее больших хвостовых вен и отсосать в специальную вакуумную трубку нужное количество крови. Проводя таким образом анализ крови китообразных каждый месяц, мы составили картину базового состояния их здоровья. Когда настигает болезнь, кровь (в частности, у китов и дельфинов, но также и у человека и других млекопитающих) показывает это в первую очередь. В ней происходят изменения иногда за недели и месяцы до появления клинических симптомов, видимых невооруженным глазом.
В 1986 году, в ходе одного из плановых анализов, я обратил внимание на изменения в некоторых белых тельцах, циркулирующих вместе с кровью косатки. Они были не очень значительны, но насторожили меня. Я попросил Джона через три дня взять кровь на анализ еще раз. Два анализа подряд в десять раз ценнее, чем один: они помогут определить тенденцию. Второй анализ подтвердил мои страхи: где-то в организме животного начал проявлять себя очаг инфекции. Тем не менее, наблюдая за тем, как она ежедневно поглощает свои 50 килограммов рыбы, носится по бассейну, играя с друзьями и грациозно прыгая во время представлений, никто бы не подумал, что с ней что-то не в порядке.
До этого мы подсчитывали дозы лекарств, как, например, антибиотиков, для таких гигантских животных, что называется, на пальцах — брали количество, необходимое, скажем, для тягловой лошади, умножали на три и вычитали энное количество, потому что площадь поверхности тела так же принимается в расчет, как и вес, а с увеличением веса тела она возрастает далеко не в тех пропорциях. Но этот робинзоновский подход к терапии стал удовлетворять меня все меньше и меньше. Учебники по медицине приводят дозировки тысячи и одного лекарства для человека и животных, но даже не упоминают большинство моих пациентов. Каждый вид животного по-своему реагирует на лекарство, разрушает и выводит его из своего организма — это зависит от вида, физиологии, анатомии, размера, быстроты жизненного процесса и так далее, и тому подобное. Я знал, что змеи очень медленно выводят из своего организма большинство антибиотиков, что морскую свинку легко отравить безопаснейшим из антибиотиков — пенициллином, что дельфину для поддержания способности крови убивать микробов требуется втрое больше гентамицина — антибиотика широкого спектра действия, — нежели человеку с такой же массой тела. Но о большинстве лекарств, нередко ядовитых при передозировке, мы решительно не знали, сколько и как часто их нужно давать китообразным, чтобы они успешно и безопасно сделали свое дело. С Фрейей я решил впервые при лечении китообразных совместить терапию с экспериментированием. «Назначаем Фрейе курс амоксициллина», — сказал я Джону. От лаборатории требуется дать оценку уровню лекарства в крови через час, три, шесть, двенадцать и двадцать четыре часа после введения дозы. Мы знаем уровни амоксициллина, убивающие чувствительные к нему бактерии, так что если брать у Фрейи кровь на анализ через указанные промежутки времени, мы сможем подсчитать: а) правильно ли выбрана доза или нуждается в уточнении; б) как долго держится уровень, убивающий микробов.
Джон так и просиял от радости. Конечно, ему придется брать анализ даже ночью, но эти животные были делом всей его жизни. Мы организовали быстроходных курьеров для доставки образцов в специализированную французскую лабораторию на анализ. Эксперимент с амоксициллином набрал обороты, и мы быстро получили информацию об уровне и частоте дозировки антибиотика средней взрослой самке косатки. Но, к сожалению, никакого воздействия на затлевшийся в организме Фрейи очаг инфекции антибиотик не оказал. Я попробовал другое средство — цефалексин. Мы снова провели цикл анализов и нашли правильный уровень дозировки, но и этот антибиотик не дал никакого эффекта. Попробовали бакампициллин, линкомицин, доксициклин, снова и снова снаряжали в лабораторию курьеров с пробами, но признаки наличия инфекции в крови пациентки не исчезали. Для меня было слабым утешением, что мы получили информацию о правильном применении вышеперечисленных антибиотиков, которая непременно окажется бесценной для будущего.
Отсутствие реакции организма Фрейи на лечение глубоко тревожило меня, а когда в один прекрасный день я получил известие, что появились первые клинические признаки болезни — косатка сделалась апатичной и не прикасается к еде, — я немедленно вылетел во Францию, ломая голову, что предпринять дальше. Мне нужно было определить, где возник очаг инфекции. А как это сделать?
Мое сотрудничество с лучшим в Европе аквапарком в Антибе началось еще до того, как он открылся в 1970 году. Именно сюда я впоследствии привезу Немо и Лимо, но первоначальная
