Вскоре от нее стали подниматься клубы пара. Чтобы скоротать время, Кубина закурил трубку. Он затянулся с наслаждением. Возможно, от курения у него прояснилось в голове. Он не успел затянуться и десятка раз, как у него мелькнула новая мысль.
«Допустим, - думал он, - Воган придет через час после восхода. Нам понадобится еще час, чтобы дойти до Горного Приюта. Как бы это не оказалось слишком поздно... Кто знает, когда вздумает выехать судья? Глупо, что я не справился у Йолы. Нет, нельзя полагаться на случай, когда дело идет о человеческой жизни. Неизвестно, что готовят ему те два негодяя. Я ведь не все слышал. Будь молодой Воган сейчас здесь, мы могли бы сразу отправиться в Горный Приют. Как бы он ни был сердит на дядю, он вряд ли захочет, чтобы судью убили. К тому же эти новые обстоятельства могут их примирить, что будет к лучшему для всех, и особенно для нее, для моей сестры. То-то взбесится старый Джесюрон, подлая собака! Я ему подставлю ножку! Я все до словечка передам молодому Вогану. Уж если он и после этого захочет стать зятем Джекоба Джесюрона, то чего он тогда стоит? Нет, быть этого не может! Никогда не поверю, чтобы...»
Он вдруг вспомнил о другом. Через два часа после восхода солнца судьи Вогана может уже не быть в живых. Нет, надо сейчас же пойти к ферме старика и караулить, пока не появится молодой Воган. К рассвету он, наверно, поднимется с постели, и это сэкономит целый час. Сообщить ему все в нескольких словах и сразу же - к Горному Приюту.
Не дожидаясь, пока его платье окончательно просохнет, марон покинул поляну. Свернув на заросшую тропку, он направился к Счастливой Долине.
Глава LXIX. ГНУСНЫЙ ДОГОВОР
Оборвав неприятное объяснение с дочерью, Джесюрон удалился к себе в спальню, которая, как и все комнаты в доме, выходила окнами на веранду. Проходя по веранде, он взглянул мимоходом на висевший в конце ее гамак. Там спал Герберт Воган. Долгое путешествие по морю приучило его к такой постели. Он предпочитал ее, особенно в жаркую погоду, своей кровати в спальне рядом.
Джесюрон забеспокоился, не слышал ли Герберт их спора. В пылу ссоры и дочь и он сам забыли, что следовало говорить потише. Но гамак висел почти неподвижно, лишь еле заметно покачиваясь от легкого ночного ветерка. Очевидно, Герберт спал крепким сном.
Успокоившись на этот счет, Джесюрон пошел к себе. В комнате у него не было света, но он не стал зажигать его. Света луны было достаточно для того, чтобы разглядеть кресло, в которое Джесюрон тут же опустился, вместо того чтобы лечь в кровать. Так он и остался сидеть, погруженный в свои мысли.
«Бог ты мой, она ведь ни на что не посмотрит, она выйдет за него замуж! сверлило у него в мозгу. - Ни уговорами, ни угрозами мне ее не удержать. Она упряма, как мул, она настоит на своем. Что делать, что предпринять?»
Он искал решения и не находил его.
«Как предотвратить брак дочери с этим нищим? Она сбежит с ним, она ни перед чем не остановится. Запереть ее? Не поможет. Она ухитрится сбежать из-под замка. Нельзя же все время держать ее взаперти! Нет, это невозможно. А если она выйдет за Герберта Вогана? Что будет тогда? Тогда - полное разорение. Нет, этого допускать нельзя. Если он станет ее мужем, он должен стать владельцем Горного Приюта. Но как это устроить, что сделать, чтобы он унаследовал Горный Приют?»
И вдруг его осенило.
- Ба! - воскликнул он громко и, вскочив с кресла, стукнул зонтом об пол. Мои касадоры! Вот кто мне все устроит, лучше всякого Чакры с его зельем! Их лекарство подействует уж наверняка. Да, это будет самым верным и надежным. Не радуйся, судья, ты от меня еще не ушел! А ты, дочка, получишь своего красавчика!
Джесюрон снова уселся в кресло и глубоко задумался.
Но уже через несколько минут он опять вскочил на ноги.
- Нет, нельзя терять и часа! - Он поспешно двинулся к двери. - Дорога каждая минута. Судья выезжает на рассвете - так сказала Синтия. Надо повидать их сейчас же. Они успеют нагнать его в дороге... Бог ты мой, солнце уже всходит!
Нахлобучив шляпу и схватив свой неизменный зонт, он кинулся на веранду, пробежал через весь двор и, выйдя за ворота, очутился в поле. На мгновение он остановился и огляделся, желая убедиться, что вокруг никого нет, а затем двинулся дальше. В нескольких сотнях ярдов от дома стояла хижина, почти скрытая деревьями. Туда-то и направился Джесюрон. Через пять минут он был уже возле хижины и зонтом стучал в дверь.
- Кто там? - раздался голос изнутри.
- Мануэль, это я, - последовал ответ.
- Это хозяин, - проговорил Мануэль, обращаясь к товарищу, так как в этой хижине жили оба касадора. - Что понадобилось старому бездельнику в такую рань, черт бы его побрал? - продолжал он по-испански, потому что Джесюрон не знал этого языка. - Не очень-то приятно, когда тебя силком стаскивают с постели. А мне как раз привиделся отличный сон. Знаешь, будто я всадил мачете в шкуру того парня, что убил моих собак. Жаль, что пока это только сон.
- Прикуси-ка язык, Мануэль. Или не слышишь, что старик колотит в дверь как сумасшедший? Видно, что-нибудь спешное... Сию минуту, сеньор!
- Поживее! - кричал старик за дверью. - Безотлагательное дело!
Мануэль открыл дверь, и Джесюрон вошел, не дожидаясь приглашения.
- Зажечь свечу, сеньор? - осведомился Мануэль.
- Нет-нет, - поспешно остановил его старик, - можно разговаривать и в темноте.
Да, кромешная тьма, как в аду, лучше всего подходила к последовавшему затем разговору: обсуждался план убийства Лофтуса Вогана! Джесюрон предложил этим отпетым негодяям, словно созданным для роли наемных убийц, прикончить судью, когда тот будет в пути. Где-нибудь в гуще леса, где придется, только бы не дать ему добраться до Спаниш-Тауна. Им была обещана награда по пятидесяти фунтов каждому.
План действия был разработан во всех деталях. От Синтии Джесюрон знал, что судья поедет южной дорогой, чтобы по пути заехать в Саванну. Это был более дальний, кружной путь до столицы, но Джесюрон догадывался, почему Лофтус Воган выбрал его. В Саванне как раз начиналась судебная сессия. Воган, наверно, решил обратиться туда по вопросу, касающемуся его, Джекоба Джесюрона, а также принца Сингуеса и двадцати четырех невольников-мандингов. Джесюрон не посвятил касадоров во все эти соображения - на лишние разговоры времени терять было нельзя.
Через какие-нибудь двадцать минут Джесюрон вышел от касадоров. Поступь его была проворной и легкой, физиономия сияла радостью.
Глава LXX. ВО ДВОРЕ ФЕРМЫ
Оказавшись вблизи владений Джесюрона, Кубина стал продвигаться с еще большей осторожностью. Он знал, что работорговец держит ночных сторожей и спускает на ночь цепных псов, охраняя не только четвероногих в хлевах и конюшнях, но и рабов в бараках. Марон понимал, что его отказ выдать беглого раба явился как бы объявлением войны между работорговцем и маронами, а его переговоры с Лофтусом Воганом, которые, как он только что убедился, не остались тайной для Джесюрона, не могли не вызвать к нему, Кубине, самой жгучей ненависти злобного старика. Если сторожа заметят его на ферме, то непременно схватят и представят на суд Джекоба Джесюрона, а от такого судьи справедливости ждать было нечего.
