Последний раз Малькольм Сарджент приезжал на Гавайи уже очень больным и вскоре скончался. Я обещала, что когда-нибудь напишу о нем в книге, и вот теперь исполнила свое обещание.
Макапуу, малая косатка, все еще остается звездой Бухты Китобойца. Ингрид и Диана сделали с ней несколько превосходных новых номеров: «римскую езду», когда Диана описывает круги по Бухте Китобойца, стоя на спине двух косаток, «погоню за китом», когда Макапуу, якобы пораженная гарпуном с вельбота, тащит его за собой, опрокидывает, а затем спасает тонущих «китобоев».
Малия, морщинистозубый дельфин, все еще блистает в Театре Океанической Науки, окруженная почтительным уважением новых дрессировщиков, которые прозвали ее за быстроту «Стрелой». Кеики погиб от воспаления легких на девятом году жизни. Макуа, который был уже не молод, когда его поймали, умер от старости, до конца оставшись упрямым и капризным.
Хоку и Кико больше нет в живых. Я все еще вспоминаю их. Когда мы перевели Поно и Кеики в Театр Океанической Науки, чтобы демонстрировать их дрессировку для научных целей, Хоку и Кико были отправлены в дрессировочный отдел отдохнуть, в чем они очень нуждались. Как-то вечером в пятницу я повторяла с ними прыжки через шесть барьеров, просто чтобы они не утратили сноровки, и заметила, что Кико не ест рыбу, хотя работает с обычной энергией и блеском.
Утром в понедельник я нашла Кико мертвой. Вскрытие обнаружило обширный абсцесс в легких, который, несомненно, развивался несколько недель. В пятницу она была уже смертельно больна, но, как настоящая героиня, до самого конца не выдала своей слабости.
На горюющего Хоку было больно смотреть. Он отказывался есть и медленно плавал по кругу, крепко зажмурив глаза, словно не желал видеть мира, в котором уже не было Кико. Два дня спустя мы подсадили к нему новую подружку, хорошенькую маленькую кико Колохи («шалунья»). Она всячески старалась его очаровать: почтительно поглаживала и часами плавала рядом с ним. Через некоторое время он открыл глаза. Потом начал есть. В конце концов он принял Колохи, хотя относился к ней далеко не с той нежностью, как к Кико. Их обоих перевели в Бухту Китобойца, где они еще долго участвовали в представлениях. Там Хоку завел себе еще одну подружку – малую косатку Олело. Хотя Олело была в десять раз больше него, он тиранил ее самым гнусным образом. Стоило Олело заработать рыбешки на пару глотков, тотчас рядом появлялся Хоку и свирепо смотрел на нее, пока она не делилась с ним.
Гас, мой пес, давным-давно погиб на шоссе. Эхо – пони, который сделал из меня дрессировщицу, – теперь гордый отец многочисленных отпрысков на калифорнийском ранчо. Остальные пони живут в разных местах на Гавайских островах, и их холят новые владельцы. Мауи, один из экспериментальных дельфинов Уэйна Батто, погиб, а другой, Пака, находится теперь в Гавайском университете, в отделе по изучению дельфинов.
Ингрид Кан держит меня в курсе всего, что делается в Парке. Теперь ей выпала возможность заняться двумя животными, которые всегда меня манили, – калифорнийскими морскими львами, давними звездами цирковых представлений, которые, несмотря на скверный характер, чрезвычайно легко поддаются дрессировке, и атлантической афалиной Tursiops truncatus – дельфином, с которым, как ни странно, мне самой работать не довелось, хотя именно они чаще всего используются в океанариумах для представлений. По мнению Ингрид, атлантические афалины очень отличаются от тихоокеанских по темпераменту – они гораздо более капризны, раздражительны и труднее поддаются дрессировке. Но, может быть, тут все дело в привычке.
Можно было бы рассмотреть еще много идей о поведении и способности к обучению, о творчестве и интеллекте, о ловкости и грациозности отдельных индивидов – неважно кого, людей или животных. Эти идеи вовсе не обязательно связывать только с дельфинами. Меня, собственно, продолжает интересовать пограничная полоса между дрессировкой-искусством и дрессировкой-наукой. Меня увлекает все, что происходит в этой полосе, идет ли речь о сокольничем и его птицах, о психологе и ребенке с расстроенной психикой, об укротителе львов и льве, о пастухе и его собаке, о дирижере оркестра и его музыкантах. Настало время отправиться посмотреть, чем заняты другие люди, – и возможно, в результате появится еще одна книга.
Систематика зубатых китов (Odontoceti) на видовом уровне разработана недостаточно хорошо из-за того, что ряд видов описан всего по нескольким случайным находкам. Тем не менее к настоящему времени известно более 60 видов дельфиновых. – Здесь и далее примечания редактора.
Этот дельфин относился к виду афалина.
У всех дельфинов челюсти вытянуты вперед, но у одних видов это хорошо заметное образование – рострум, клюв (как у афалин, например, продельфинов), а у других – незаметное, так как прикрыто сверху лобным выступом (как у гринд, белух, морских свиней).
Исследователи не единодушны в такой узкой трактовке значения акустических сигналов дельфинов.
По классическим представлениям произошла выработка условного рефлекса «на время», так как дрессировщик не придерживался варьируемого режима.
Случайно только расположение дельфинов в бассейне в момент первого подкрепления, а далее у них образовался стойкий условный рефлекс «на место».
Реакция затаивания часто используется афалинами в море (например, когда их преследуют и окружают суда для отлова сетями), помогая переждать опасность и уйти от преследования.
Мысль о наличии у дельфинов способности к эхолокации принадлежит Артуру Макбрайду, куратору «Морской студии». Выдержки из его дневников 1947 года были опубликованы только после его смерти, в 1956 году.
Большой вклад в изучение эхолокации у дельфинов внесли советские ученые.
Эта точка зрения предлагается профессором Кеном Норрисом.
«Отпускной рефлекс» – расслабление кольцевых мышц соска, когда в него тычется нос детеныша.
У разных видов дельфиновых продолжительность молочного кормления варьируется. В условиях естественного обитания в море детеныши афалины в годовалом возрасте уже питаются рыбой.
Лилли Дж. Человек и дельфин. – М.: Мир, 1965.
Более подробно с этими работами можно ознакомиться в книге: Линден Ю. Обезьяны, человек и язык. – М.: Мир, 1981.
