— Дедушка, — прошептал малыш чуть слышно.
— Что, милый?
— Это ваша собака?
— Моя, наша, Найдой ее зовут. Ты побудь с ней, а я мигом за доктором сбегаю.
Мальчик согласно кивнул головой. Иван Афанасьевич укрыл его одеялом, взбил повыше подушку и торопливо вышел из дому.
Когда старик вернулся с доктором, мальчик спал разметавшись. Дышал глубоко и спокойно.
Доктор разделся, вымыл над тазом руки и с чемоданчиком подошел к кровати. Найда угрожающе зарычала.
— Что ты, глупая? Это же друг, — успокоил хозяин.
Доктор склонился над мальчиком, приложил руку к его голове, внимательно осмотрел.
— Вы сделали все необходимое, — сказал он, — и спасли парня.
Потирая красные, озябшие руки, старик подошел к печи, пышащей жаром и, как был в шинели и шапке, присел на табурет, устало облокотился на стол. Найда, не спуская глаз с доктора, улеглась рядом, на полу.
— Вот оно, как дело-то обернулось. Слышала, что доктор сказал? Пропал бы парень без нас, замерз, — тихо сказал старик. — Стало быть, мы с тобой еще не зря землю топчем.
— Вы это о чем, Иван Афанасьевич? — спросил доктор.
Но старик, склонив большую, красивую голову на руки, спал. Лицо его было спокойное, только под глазами появилась еще одна морщинка.
Все утро мы ходили с Роем по мокрым осенним полям, обшарили светлую березовую рощу, но день выдался неудачный. Новенькие, из желтой кожи ремешки, недавно купленные мною для дичи, тоскливо позванивали на поясе пустыми серебряными колечками. Я уже был готов смириться с их звоном, когда Рой сделал вдруг стойку. Птица затаилась где-то в траве, недалеко от пруда. В позе Роя чувствовалось пренебрежение, видно, собака сделала стойку не по дупелю и не по благородному бекасу.
По команде Рой подался ровно настолько, чтобы выгнать дичь. Из осоки выпорхнул беловатый кулик-плавунчик, птичка чуть меньше скворца, с прямым, похожим на тонкое шило, черным клювом. «Чьи-вы, чьи-вы», — засвистел куличок. Я вскинул ружье, но небо надо мной было таким синим, а песня куличка такой простой и чистой, что в последнее мгновение я отвел стволы.
Куличок пронесся над водой, всплеснул узкими, резными крылышками и сел на середину пруда. Дунул ветерок. Словно нарядный игрушечный кораблик, плавунчик закачался на зыби и поплыл к противоположному берегу.
Вспомнилась мне «семейная жизнь» плавунчика. Ранней весной самец прилетает вместе с самочкой на берег Белого моря. Танцуют, серебряные зори вместе встречают. Снесет самка четыре яичка… и конец любви. Махнет куличиха на прощание жениху крылышком — и на юг, а отец, бедняга, и яички высиживает, и за детишками смотрит, пока они летать не научатся. Мамаша потом где-нибудь на перелете к куличиному семейству вернется, а может, и нет. Кто ее знает…
Куличок, не обращая внимания на нас, плавал.
— Подай, — в шутку приказал я. — Посмотрю, какая умная ты у меня собака.
Час, а может, чуть больше, сеттер продолжал преследовать куличка. Над прудом то и дело раздавалось удивленное «чьи-вы, чьи-вы». Не поймав птицы на воде, Рой вылез из пруда и начал с лаем по берегу гоняться за куличком. Собака вольничала, но я ее не одернул. Меня забавляло упрямство, с каким она преследовала добычу. Где ему, тяжелому, неуклюжему, поймать плавунчика! Рой порывисто дышал, утомился и плавунчик, но почему-то не улетал.
«Неужели ранен?»
Как бы отвечая на мой вопрос, куличок взлетел. Я следил за ним, пока он не скрылся в вышине.
Синь неба, прощальная песнь плавунчика, аромат, идущий от сенных стогов, наполнили душу радостью.
На поясе у меня по-прежнему позванивали колечки пустых ремешков, но теперь я радовался их звону.
Осины шумели багряными листьями, ярко золотились березы, огненными пятнами висели гроздья рябины. В воздухе, напоенном запахами грибов и листвы, летали паутинки. Высоко в голубизне неба курлыкали журавли. Разве в такой день усидишь дома!
С пегим Русланом мы отправились в лес на тетеревов. Они прятались сейчас где-то в зарослях малинника, и все старания Руслана поднять их были напрасными.
— Придется возвращаться домой пустым, Руслан, — грустно проговорил я.
Собака виновато помахала коротким хвостом: «Я тоже не знаю, куда подевались эти глупые птицы. Сам видишь, стараюсь…»
— Стараешься, а толку что! Пошли домой! — приказал я.
Невеселой была обратная дорога. Да с чего бы нам веселиться, если сумка пуста? До дома — рукой подать. Уже видны на пригорке крыши изб нашей деревни. Если идти напрямик, кустами, километра три осталось, не больше.
Неожиданно Руслан остановился. Понюхал воздух, траву, прошел шагов пять, снова стал. Повернул ко мне голову: «Здесь кто-то есть! Не зевай!» В тот же миг вылетел коростель. Я вскинул ружье, выстрелил и промахнулся.
Руслан поднял второго коростеля. Бью из правого ствола. Промах. Стреляю второй раз. Опять промах. Что за оказия? Собака в недоумении посмотрела в мою сторону.
Что случилось? Вроде стрелял неплохо. Пока размышлял по поводу неудач, Руслан нашел еще одну птицу.
Но на этот раз он не стал ждать выстрела, а стремительно прыгнул в траву, поймал коростеля и подал мне: «На, мол, охотник, держи, если стрелять не научился…»
Обидно было брать от собаки «подарок», да делать нечего: не с пустыми же руками домой возвращаться.
— Ну, спасибо, друг, выручил, — поблагодарил я собаку.
Надолго мне запомнился Русланов «подарок». Хотя и от чистого сердца был он сделан, все равно не желаю, чтобы подобное повторилось.
