Правда, меня беспокоил сейчас другой вопрос — смогу ли я выйти в море, ведь сегодня последний день моего пребывания в Тире. Бог любит троицу, и мне не повезло в третий раз, поскольку шторм пока что не сдавал позиций. Я пошла прогуляться по пляжу, поскольку именно там впервые открыли загадку фиолетового. По легенде, здесь некогда прогуливался Геракл со своим псом, именно он и обратил внимание на то, что язык собаки чем-то перепачкан, и вынул из ее пасти того самого моллюска семейства мурекс. Это замечательное открытие не только решило все финансовые проблемы финикийцев, но и привело к массовому уничтожению несчастных моллюсков.
Я смотрела вдаль на безмятежное море и не могла поверить, что где-то там бушует шторм. Местные жители подтвердили, что Средиземное море тем и опасно: «С виду все хорошо, но лучше не рисковать». Видимо, я оказалась перестраховщицей, поскольку на следующее утро так и уехала ни с чем, упустив шанс найти собственную раковину мурекса.
По дороге обратно в Бейрут я ненадолго заехала в финикийский порт Сидон, расположенный в получасе езды от Тира. Хотя фиолетовая краска вошла в историю под названием тирского пурпура, но с таким же успехом могла бы именоваться сидонским или даже родосским пурпуром. В какой-то момент в средневековой Европе даже мог быть бристольский пурпур. В XVII веке один путешественник обнаружил моллюсков в районе Бристоля, и ученые подтвердили, что их красящий пигмент сходен с той краской, которой выполнены иллюстрации в некоторых старинных рукописях. Мне же хотелось узнать, что это за странный знак «холм мурекса» присутствует на карте Сидона, но, к своему разочарованию, я не обнаружила никаких следов ракушек и поняла, о чем речь, только сделав четыре круга вокруг холма. Этот холм был гигантской братской могилой для крошечных созданий, которые отдавали свою жизнь ради того, чтобы римские, а потом византийские императоры с рождения купались в роскоши. Неудивительно, что в наши дни мурексов днем с огнем не сыщешь. Бедняги просто-напросто все погибли.
В Бейруте я успела примчаться в Национальный музей за несколько минут до закрытия и увидела, что там, теряясь на фоне надгробия финикийского царя Ахирами и коллекций арабских и финикийских драгоценностей, в витрине был выставлен кусочек шерсти с табличкой «Тирский пурпур». Только представьте, он вовсе не был пурпурным, скорее уж цвета фуксии. Я не могла сдержать улыбку, представив себе римских полководцев в гламурных розовых одеждах. Неужели это и есть тот самый легендарный цвет? Неужели именно его я так долго искала? Трудно сказать. Плиний упоминал о нескольких оттенках фиолетового, цитируя при этом какого-то другого историка и отмечая, что тирский пурпур ценится более всего, если имеет цвет свернувшейся крови: именно отсюда, по мнению Плиния, Гомер и позаимствовал свой образ. Клочок розовой шерсти в витрине музея даже отдаленно не напоминал свернувшуюся кровь, так что мои поиски продолжались.
Домой я улетела разочарованная. Еще бы: на родине пурпура почти ничего не осталось от легендарного цвета, кроме разве что клочка шерсти, да и тот весьма странного оттенка. Я увидела в Сидоне на примере братской могилы моллюсков, что мурекс так плотно вплетался в канву истории страны, сочетающей в себе древность и современность, что на поверхности ничего не видно. Однако через пару дней я с радостью узнала, что в другой части света тоже красят ткани в пурпурный цвет с помощью ракушек и эта традиция продержалась там вплоть до конца прошлого века. Итак, меня ждало новое приключение.
Братья-испанцы Хуан и Антонио де Уллоа, посетившие Центральную Америку в 1748 году, описывали, как красильщики в Никойе и Коста-Рике добывают фиолетовую краску из ракушек. Существовало два способа. Можно было «надавить на раковину маленьким ножом, пока краска не прыскала из головы, после чего моллюски выбрасывались»; второй способ не предполагал смерти мурекса, несчастное существо просто «тошнило» краской, правда, если рыбаки, переусердствовав, входили в раж, то все могло окончиться гибелью моллюска.
Предками красильщиков из Коста-Рики были ловцы жемчуга из Кепо, которые вплоть до XVII века ныряли в одним им известных местах, привязав на шею камень, чтобы опуститься на глубину двадцати пяти метров, и задерживали при этом дыхание на три минуты. В 1522 году эмиссар испанского короля посетил этот район и привез в подарок своему монарху образец местного пурпура. Его величество тут же дал новой краске название «новый королевский пурпур» и, вспомнив о римлянах, потребовал исключительного права на ношение одежды подобного оттенка.
В 1915 году археолог Зелия Нутталл, изучавшая древнюю живопись, посетила прибрежный город Теуантепек и поразилась, какие удивительно красивые фиолетовые юбки носят там некоторые состоятельные женщины, о чем даже написала статью. Особенно впечатлило Зелию то, что на юбках повторялись орнаменты, которые она изучала ранее, — двухмерные рисунки на шкурах оленей, в которых древние художники кодировали свои знания об окружающем мире и богах. Но не все разделили восторг исследовательницы. К примеру, британский художник Джон Констебль отнесся к предмету исследования Зелии пренебрежительно, но, с другой стороны, ему точно так же не понравился и ковер из Байё, так что поклонники старинных картин немного успокоились.
Зелия обратила внимание на то, что пурпурный цвет юбок и пурпурная краска на старинных манускриптах, созданных более четырех столетий назад, весьма сходны. Более того, ей встретилось «не менее дюжины рисунков знатных дам в пурпурных юбках, у пяти из них были еще и головные уборы и кофты в тон». Еще удивительнее то, что среди рисунков имелись и «изображения восемнадцати человек, у которых тела были разрисованы пурпурной краской», причем в совершенно разных ситуациях: «один из них узник, другой, чье тело полностью покрыто пурпуром, предлагает оцелота завоевателю, — интересный факт, учитывая, что шкуры оцелотов обычно отправляли в столицу ацтеков племена с тихоокеанского побережья».
Одна из ткачих в Теуантепеке показала Зелии полную корзину выкрашенной хлопчатобумажной пряжи, которую привезли из городка, расположенного дальше по побережью, и рассказала, что еще в детстве смотрела, как рыбаки добывают пурпурную краску из «караколь», как в этих местах называют улиток. Но даже во времена Зелии улиток почти не осталось, так что рыбакам приходилось заплывать все дальше и дальше, чтобы выполнить заказы, поэтому, как писала исследовательница, несмотря на то что «матери семейств по-прежнему считают, что пурпур как нельзя лучше подчеркивает их моральные качества и социальный статус, пурпурные юбки заказывают теперь все реже и реже, а молодые женщины переходят на более дешевые ткани из Европы».
