Note49
Иволги имеют еще другой, противоположный крик или визг, пронзительный и неприятный для уха. Находя в этих звуках сходство с отвратительным криком грызущихся кошек, народ называет иволгу дикою кошкой.
Дуплястое дерево, занимаемое пчелами, называется борть. Заметив отверстие, в которое лазят пчелы, его выдалбливают и обделывают должеями, чтоб можно было вынимать их и свободно доставать соты душистого зеленого меда, известного под именем липца. Бортевые промыслы в Оренбургской губернии были прежде весьма значительны, но умножившееся народонаселение и невежественная жадность при доставанье меда, который нередко вынимают весь, не оставляя запаса на зиму, губят диких пчел, которых и без того истребляют медведи, большие охотники до меда, некоторые породы птиц и жестокость зимних морозов.
В некоторых, более лесных уездах Оренбургской губернии, где растут породы и смолистых дерев, водятся олени, рыси и росомахи; в гористых местах — дикие козы, а в камышах и камышистых уремах по Уралу — кабаны.
И все-таки это неправда! Из «Книги сокольничья пути» очевидно, что копчиками травили: итак, мы не умеем только их вынашивать. — Позднейшее примечание сочинителя.
Ольха самое чивое к росту дерево; она любит почву сырую и обыкновенно густо растет по берегам небольших речек и ручьев, если же грунт болотист, то покрывает и гористые скаты. Ольха достигает довольно большого роста и толщины, но дерево ее мягко; хрупко и непрочно; однако столяры употребляют его, распилив на филенки, для обклейки разной мебели,
В Оренбургской губернии урему, поросшую разными мелкими кустиками, постоянно заливаемую, занимаемую весной полою водою, называют иногда займищем; а урему, состоящую исключительно из одних таловых кустов, плотно растущих, — талы.
Дубовые желуди глотают тетерева вместе с чашечками и даже маленькими веточками в изумительном количестве.
Стих Державина из стихотворения «Жизнь Званская».
В местах совершенно безлесных тока происходят в степи, на голой земле, но предпочтительно на местах высоких и открытых. Некоторые охотники уверяли меня, что видали нечто подобное весенним тетеревиным токам в позднюю теплую осень; косачи не дрались между собою, а только бормотали, бегая по озимям или лугу и надуваясь, как индейские петухи. Я никогда не замечал в Оренбургской губернии осеннего тетеревиного токованья, около Москвы каждую осень токуют косачи, то есть бормочут, сидя на деревьях в одиночку, и брови их выступают и краснеют, как весной. Курочки не принимают в этом никакого участия.
Стрельба косачей или чернышей на токах из шалашей в Оренбургской губернии неизвестна, а равно и стрельба их во время линьки, которая в некоторых местах России в большом употреблении и бывает очень добычлива, особенно в Костромской губернии, как я слышал от тамошних охотников.
Странным покажется подъезд к тетеревам тройкой: но это особенность Оренбургской губернии, тамошних расстояний и охотников. Без преувеличения могу сказать, что я и другие охотники часто делывали до обеда, то есть до второго часа, по пятьдесят верст, гоняясь за улетающими стаями тетеревов и ошибаясь иногда в их направлении. Если снег не мелок (а мы езжали до глубокого снега), то на одной лошади далеко не уедешь. Притом очень часто ездишь, бывало, до поздних сумерек. Нет сомнения, что лучше подъезжать в одну лошадь; по мелкому лесу, кустам и опушкам гораздо удобнее проезжать в одиночку, да и тетерева менее боятся одной лошади, чем двух или трех вместе, ибо они привыкли видеть одноконные телеги и дровни, на которых крестьяне ездят за дровами и сеном. Но со всем тем, только отъездя осень на тройке отличных, крепких лошадей, можно убить такое количество тетеревов, какое бивал я и другие охотники: триста штук в одну осень — это было делом обыкновенным. В 1816 году, с исхода сентября до 6 декабря, я убил с подъезда около пятисот тетеревов.
Много раз случалось со мной и с другими охотниками, что тетерев выдерживал по два и по три выстрела и улетал даже не подбитый. Мне сказывал вполне достоверный охотник, что ему привелось выстрелить семь раз в одного косача, который после седьмого выстрела закудахтал и улетел невредим. Надобно прибавить, что кудахтанье считается признаком, что тетерев не ранен.
Около Москвы, по Троицкой дороге, стреляют тетеревов на чучела весною еще по насту, разумеется, в самом малом числе. В Оренбургской губернии я об этом не слыхивал, да и теперь не понимаю, на каком основании это делается.
Я видел более десяти гнезд витютина и всегда находил по два яйца.
В Оренбургской губернии становят сначала сжатые снопы пятками, и, если жнива травяниста или погода сыра, оставляют на несколько дней для просушки; если же и время и солома сухи, то снопы в тот же день складываются в скирды, которые, по множеству посевов, остаются иногда в поле очень долго. Тетерева посещают их также очень охотно по утрам и вечерам.
С которыми весьма охотно понимаются.
Тот же почтенный профессор, о котором я говорил на стр. 30, сделал мне следующие замечания: 1) что описанные мною черные дрозды, как две породы, есть не что иное, как самец и самка одной породы, и 2) что птица, описанная мною под именем водяного дрозда, не принадлежит к роду дроздов и называется водяная оляпка. Я не могу с уверенностию опровергать первого замечания, потому что не имел случая наблюдать вблизи жизнь черных дроздов, о чем мною и сказано: в Оренбургской губернии они не водятся. На замечание второе я могу только отвечать, что так думают охотники и народ. Вообще я должен сказать, что писал о том, что видел своими глазами, и называл птиц, как называют их народ и охотники, мои туземцы. Ученая классификация уже не мое дело.
Так кричат дрозды серые, большие рябинники и обе породы черных.
