Лесные сторожа и объездчики жили в маленьких хижинах далеко в лесу, показываясь в бунгало только тогда, когда кого-нибудь из них придавливало упавшее дерево или ранил дикий зверь. В остальное время Гисборн жил в одиночестве.
Весной в лесу появлялись новые листья, но в небольшом количестве, пока не кончались дожди. Только в тёмную, спокойную ночь здесь было больше призывных звуков и невидимой возни: то слышался шум генеральной битвы между тиграми, то рёв надменного самца-оленя или резкий звук, производимый старым кабаном, который точил свои клыки о дерево. Гисборн откладывал в сторону своё ружьё, потому что он считал грехом убивать животных и только в редких случаях делал исключение. Летом, во время безумной майской жары, лес заволакивало мглою, и Гисборн внимательно следил за тем, не появится ли где-нибудь первый вьющийся дымок — предвестник лесного пожара. Потом наступала полоса дождей, и лес одевался густой пеленой тёплого тумана, а ночью крупные капли дождя шумно барабанили по толстым листьям, и к шороху падающих капель примешивался треск сочных зелёных стеблей, которые обламывал ветер, и молния выводила узоры за плотной канвой листвы, пока снова не показывалось солнце, и лес стоял, дымясь на опушках от испарений и поднимая свои вершины к свежеомытому небу. А потом жара и сухой воздух снова окрашивали все вокруг в цвета тигровой масти. Гисборн все больше и больше осваивался в лесу и был очень счастлив. Жалованье ему присылали аккуратно раз в месяц, но он почти не тратил его. Кредитные бумажки накапливались в ящике от комода, в котором он хранил письма из дома. Если он вынимал их оттуда, то только для того, чтобы выписать что-нибудь из Калькуттского Ботанического сада или дать вдове лесного сторожа такую сумму, которую правительство Индии никогда не назначило бы ей за смерть мужа. Платить было приятно, но иногда приходилось и мстить, и он делал это, когда мог. В одну из ночей прибежал к нему пешком задыхавшийся объездчик и сообщил, что около Канейского ручья найден мёртвым лесной сторож: одна половина его головы была раздавлена, как скорлупа от яйца. На рассвете Гисборн отправился на поиски убийцы. Только путешественники, да ещё молодые солдаты известны всему свету как великие охотники. Служащие лесного ведомства считают охоту одной из своих служебных обязанностей, и потому о них никто ничего не знает. Гисборн пошёл пешком к месту убийства: вдова рыдала над телом мужа, как будто он лежал на собственной постели, а два или три человека около неё тщательно изучали след на влажной земле.
— Это дело Красного, — сказал один из них. — Я знал, что он в своё время бросится на человека, но теперь ещё много дичи даже для него. Он это сделал из дьявольского озорства.
— Красный лежит в пещере за каучуковыми деревьями, — сказал Гисборн. Он знал, о каком тигре шла речь.
— Нет, сахиб, теперь его там нет. Он ещё будет безумствовать и шататься повсюду. Вспомни, что первое убийство всегда влечёт за собой ещё два. Наша кровь делает его безумным. Он, может быть, подкарауливает нас, пока мы говорим о нем.
— Он, может быть, пошёл к следующей хижине, — сказал другой. — До неё всего только четыре косса. О Аллах, кто это?
Гисборн обернулся вместе с другими. По иссохшему руслу ручья спускался человек в одной только набедренной повязке на обнажённом теле, но увенчанный венком из кистеобразных цветов белого вьюнка. Он шёл по мелким камешкам так бесшумно, что даже Гисборн, привыкший к беззвучной поступи разведчиков, был удивлён.
— Тигр, убивший человека, — сказал он, ни с кем не поздоровавшись, — пошёл сначала пить, а теперь он спит вон там, за горой.
Его голос был свеж и звонок, как колокольчик, и резко отличался от визгливого говора туземцев, а лицо его, когда он поднял голову и стоял, освещённый солнечным сиянием, походило на лицо ангела, заблудившегося среди лесов. Вдова перестала причитать над умершим и, широко открыв глаза, посмотрела на чужеземца, но потом с удвоенным рвением вернулась к исполнению своих обязанностей.
— Должен ли я показать сахибу? — просто спросил он.
— Если ты уверен… — начал было Гисборн.
— Совершенно уверен. Я час тому назад видел эту собаку. Ему ещё рано есть человеческое мясо. У него всего только дюжина зубов в его скверной пасти…
Люди, стоявшие на коленях и рассматривавшие следы зверя на земле, тихонько удалились из опасения, что Гисборн возьмёт их с собою, и юноша, заметив это, слегка усмехнулся.
— Пойдём, сахиб! — вскричал он и, повернувшись, пошёл впереди своего спутника.
— Не так скоро. Я не могу поспеть за тобой, — сказал белый человек. — Подожди немного. Твоё лицо незнакомо мне.
— Это возможно. Я недавно пришёл в эти леса.
— Из какой ты деревни?
— Я не из деревни. Я пришёл вон оттуда, — и он указал рукой по направлению к северу.
— Значит, ты цыган?
— Нет, сахиб. Я человек без касты и вследствие этого… без отца.
— Как люди зовут тебя?
— Маугли, сахиб. А как имя сахиба?
— Я — смотритель этих лесов, а зовут меня Гисборн.
— Как? Неужели они считают здесь деревья и стебли трав?
— Вот именно, и для того, чтобы такие цыганята, как ты, не сожгли их.
— Я? Да я ни за какую награду не сделал бы вреда джунглям. Ведь это — мой дом.
Он повернулся к Гисборну с улыбкой, в которой было неотразимое очарование, и сделал предостерегающий жест рукой.
— Теперь, сахиб, пойдём немного потише. Нет нужды будить собаку, хотя она спит довольно крепко. Было бы лучше всего, если бы я пошёл вперёд и выгнал его по ветру на сахиба.
— Аллах! С каких это пор голые люди могут выгонять тигров, как скот? — сказал Гисборн, поражённый смелостью своего спутника.
Тот снова мягко засмеялся.
— Ну, тогда пойдём вместе со мной и застрели его по-своему из твоего большого английского ружья.
Гисборн пошёл следом за своим разведчиком, пробирался сквозь чащу, полз по земле, карабкался вверх, опять спускался вниз и испытал на самом себе все трудности выслеживания зверя в джунглях. Он был страшно красен и обливался потом, когда Маугли предложил ему, наконец, поднять голову и внимательно приглядеться к синеватой скале близ маленького горного озера. На берегу его лежал, развалясь в сладкой неге, тигр и лениво посасывал громадную переднюю лапу. Он был старый, желтозубый и порядочно уже облезший, но в этой позе и освещённый солнцем он имел довольно внушительный вид.
Гисборн не увлекался идеями спортсмена, когда приходилось иметь дело с тигром, убившим человека. Он знал, что эту гадину надо уничтожить как можно скорее. Он перевёл дыхание, прислонил ружьё к выступу скалы и свистнул. Голова зверя, находившегося на расстоянии двадцати футов от дула ружья, медленно повернулась, и Гисборн не торопясь выпустил в него два заряда, один — пониже плеча, а другой — пониже глаза. На таком расстоянии даже самые крепкие кости не могут устоять против действия разрывных пуль.
