Тенцинг Норгей - Тигр снегов

Около полудня 29 мая 1953 года два альпиниста, Эдмунд Хиллари и Тенцинг Норгей[1], вступили на вершину Эвереста и провели там пятнадцать минут. Подобно всем покорителям вершин, они пожали друг другу руки, сделали снимки и полюбовались на открывающийся сверху вид, после чего направи­лись в обратный путь. А там, внизу, их ожидала но­вая жизнь. В особенности это относилось к Тенцин­гу. Он вышел на штурм Эвереста простым челове­ком, а вернулся героем. И ему, как многим другим до него, предстояло познать все радости и все испыта­ния, связанные со званием героя.

Жителю Запада трудно представить себе, что значит сегодня Тенцинг для людей Востока. Напрашивается сравнение с Чарлзом Линдбергом; одна­ко даже Линдберг в расцвете своей славы не был предметом подлинного поклонения. Между тем Тен­цинг в глазах миллионов жителей Востока – живое божество, воплощение Шивы или Будды. Для дру­гих миллионов, достаточно искушенных, чтобы не смешивать людей с богами, он исключительно выда­ющийся смертный человек. В прямом и переносном смысле Тенцинг, взойдя на Эверест, поднялся к са­мому небу; в сущности, он первый в истории Азии человек из простого народа, который завоевал все­мирную известность и славу. Жители Азии увидели в его подвиге не только победу над величайшей вершиной, но радужное предзнаменование для себя и всей своей расы. Уже сегодня имя Тенцинга вошло в сказания и песни, которые можно услышать во всех уголках Востока. Уже сегодня оно овеяно ле­гендами и мифами.

Вот он стоит на снегу в кислородной маске – Тенцинг-герой, легендарный Тенцинг, безличный символ, вздымающий ввысь флаги на вершине зем­ли. Вполне возможно, что именно этот образ сохра­нится в памяти людей дольше всего. Однако под кислородной маской и ватной одеждой скры­вается и другой Тенцинг – именно об этом Тенцин­ге, а не о всеми восхваляемом победителе расска­зывает он сам в своей книге. «Я остаюсь все тем же старым Тенцингом», – заключает он. И это верно, на наше счастье, потому что «старый Тенцинг», не «легендарный», не «знаменитый», представляет сам по себе примечательную личность.

Покорителя Эвереста описывают обычно некази­стым, но это неверно. Возможно, он кажется таким рядом с высоченным Хиллари; в действительности Тенцинг сильный, пропорционально сложенный че­ловек выше среднего роста. Слово «неказистый» не­применимо и к его душевному складу. Нет в нем ни узости, ни ограниченности, ни провинциальности – ничего того, с чем принято связывать представление о деревенском жителе или горце. Это же можно сказать в известной мере обо всем племени шерпов.

Шерпы ведут самый простой образ жизни и в боль­шинстве своем неграмотны (так как не существует шерпской письменности), тем не менее благодаря особому роду работы и давнему контакту с внеш­ним миром они стали цветом гималайских горцев. Тенцинг цвет этого цвета. У него приятная внеш­ность, складная фигура. Лицо подвижное, глаза жи­вые и ясные, острый язык и ум, обаятельная улыб­ка. Пусть его любимый напиток – чай или шерпский чанг, сам же он шампанское. Наделенный светлой и легкой душой, он весь бурлит энергией. Ему при­суще то неуловимое качество, которое можно на­звать породой.

Теперь Тенцинг немало поездил. Он узнал раз­ные страны и разные языки. Он любит хорошую еду, хорошую одежду, благоустроенную жизнь, весе­лую компанию. Он очень любознателен и жаден на новые впечатления. Впрочем, некоторые приобретен­ные Тенцингом привычки не помешали ему сохра­нить в неприкосновенности свои природные качест­ва. В нем нет и намека на фальшь и чванливость, ко­торые так часто сопутствуют неожиданному успеху. «Старый» и «новый» Тенцинг в одинаковой мере отличаются тактом и сознанием собственного досто­инства, вежливостью и благородством. Он не толь­ко прирожденный альпинист, но в врожденный джентльмен.

В его новом доме в Дарджилинге жизнь бьет ключом. Заправляет всем жена Тенцинга, Анг Ламу, полная, по-девичьи смешливая, подвижная женщина с проницательными глазами. С ними живут две до­чери, две племянницы, сколько-то сестер и зятьев, да еще в доме постоянно находятся гости и родст­венники этих гостей, которые приходят и уходят, ко­гда им заблагорассудится. Повсюду собаки. На столах и на стенах – альбомы вырезок, фотогра­фии, памятные вещицы. Нередко сверху, со второго этажа, доносится молитвенное пение и звон коло­кольчика: там находится буддийская молельня, кото­рой заведует один из зятьев, лама. В первом этаже в любое время дня обязательно кто-нибудь пьет чай.

И в центре всего этого сам Тенцинг, оживленный, при­ветливый, немного смущенный всем происходящим. Иногда кажется, что он говорит одновременно на не­скольких языках. Его темные глаза сияют, сверкают крепкие белые зубы. Вы невольно обращаете внима­ние на эти зубы, потому что он часто улыбается.

Часто, но не всегда. Бывает, что улыбка сходит с его лица. Внешний мир вторгается в его жилище настойчиво, неумолимо: толпы почитателей стано­вятся слишком назойливыми. Любопытные и прекло­няющиеся, завистники и искатели наживы окружают Тенцинга сплошным кольцом, и кажется, что и сам он и его дом вот-вот будут сокрушены их напором. Был случай, когда Тенцинг не выдержал всего этого и серьезно заболел. Впоследствии натиск немного поослаб, однако по-прежнему бывает, что он прини­мает угрожающий характер. В такие моменты поко­ритель Эвереста сразу перестает быть самим собой. Непринужденность сменяется связанностью. Плотно сжатые губы, глаза затравленного зверя… Так и кажет­ся, что он сейчас повернется и убежит вверх по горно­му склону, подобно «ужасному снежному человеку».

Тенцинг расплачивается за свою славу, распла­чивается сполна. Говоря его словами, он зверь в зоо­парке, рыба в аквариуме. И если этот аквариум выставляет Тенцинга на всеобщее обозрение, то дер­жит его в то же время на положении узника. Дру­гие шерпы, его друзья, уходят в новые и новые экс­педиции, но Тенцинг не идет с ними больше. Ему теперь живется лучше, чем им, но в то же время и хуже: среди толпы и шума он одинок. Тенцинг расплачивается не только за славу, но и за то, что он именно таков, каков он есть. Не будь Тенцинг так интеллигентен и чуток, он был бы счастливее.

Подобно большинству своих соплеменников, Тен­цинг не имеет систематического образования. Однако его познания о мире и людях, наблюдательность и верность суждений могут заставить покраснеть многих людей, прошедших через машину высшего образования. Это особенно отчетливо проявляется в отношении Тенцинга к политическим фокусам и разного рода попыткам использовать его имя после того, как он вернулся победителем Эвереста. Он не хочет выступать сторонником какого-либо напра­вления или определенной пропаганды, расовых пред­рассудков или крикливого национализма. Какой бы ярлык ни пытались наклеить на него, он остается просто человеком.