Джером Джером - Трое на четырёх колёсах

Главное — сменить обстановку. — История, которая служит наглядным примером того, чем чревата хитрость. — Малодушие Джорджа. — У Гарриса возникают идеи. — Повесть о Старом Моряке и недотепе Яхтсмене. — Душевные парни. — Чем опасен ветер с берега. — И с моря. — Назойливость Этельберты. — Речная сырость. — Гаррис ратует за велопробег. — Джордж думает о ветре. — Гаррис за Шварцвальд. — Размышление Джорджа о горах. — План горных вершин. — Вмешательство миссис Гаррис.

— Сейчас главное — сменить обстановку, — заявил Гаррис.

Тут распахнулась дверь, и на пороге появилась миссис Гаррис; ее послала Этельберта, чтобы я не забыл: дома остался Кларенс. Этельберта вечно расстраивается по пустякам — ничего особенного с нашим ребенком не произошло. Просто утром они с тетей вышли погулять, а когда Кларенс останавливался у кондитерской и начинал со свойственным детям любопытством разглядывать выставленный на витрине товар, она немедленно тащила его к прилавку и угощала пирожными и ромовыми бабами; кончилось тем, что ему это надоело, и он вежливо, но решительно заявил, что сыт сладостями по горло. За завтраком Кларенс, как и следовало ожидать, ограничился только одной порцией пудинга; однако Этельберта решила, что мальчик заболел. От себя же миссис Гаррис добавила, что если мы не поспешим в гостиную, то рискуем лишить себя удовольствия услышать, как Мюриэль будет в лицах изображать «Сумасшедшее чаепитие» из «Алисы в стране чудес». Мюриэль — младшая дочка Гарриса; ей восемь лет, но развита она не по годам. Скажу по секрету, что столь значительное произведение искусства, как «Алиса», я предпочитаю изучать по первоисточнику. Мы сказали, что выкурим по последней и придем, и попросили без нас не начинать. Миссис Гаррис обещала, насколько это возможно, обуздать творческий порыв своего чада и исчезла. Как только дверь за ней закрылась, Гаррис развил свою мысль:

— Я, разумеется, имею в виду полную смену обстановки.

Весь вопрос заключался в том, как этого добиться.

Джордж предложил «деловую поездку». Это вполне в духе Джорджа. Он холостяк и даже не подозревает, что обвести замужнюю женщину вокруг пальца не так уж и просто. У меня был один знакомый, юный инженер, который как-то решил съездить в Вену «по делам компании». Когда же его жена поинтересовалась, что за «дела» у компании в Вене, он объяснил, что должен ознакомиться с шахтами в окрестностях австрийской столицы и представить фирме подробный отчет. Тогда жена заявила, что поедет с ним — бывают ведь и такие жены. Муж попытался было ее отговорить: шахты, дескать, — не самое подходящее место для хорошенькой женщины, — однако супруга возразила, что и без него это прекрасно понимает и ползать по штрекам и забоям вовсе не собирается. Утром она проводит его на службу, а сама отправится по магазинам. Придумывать другой предлог было уже поздно, и отделаться от жены инженеру так и не удалось. В результате десять долгих летних дней он просидел под землей в предместьях Вены, а вечерами строчил отчеты, которые супруга собственноручно носила на почту и которые вызывали полное недоумение у его лондонского начальства.

Я, разумеется, не допускаю и мысли, что Этельберта или миссис Гаррис могут принадлежать к женам этой категории, но все же «деловой поездкой» злоупотреблять не следует, лучше такую поездку приберечь на крайний случай.

— Нет, — сказал я. — Не будем кривить душой. Этельберте я скажу, что мы, мужчины, не ценим своего семейного счастья, и поэтому, чтобы по-настоящему понять, что это такое — а мне просто необходимо это понять, — я решил вырваться из семьи по крайней мере на три недели. Я скажу ей, — с этими словами я повернулся к Гаррису, — что это ты указал мне на мой супружеский долг и что, если бы не ты…

Гаррис с некоторой поспешностью опустил свой стакан.

— Послушай, старина, — перебил он, — прошу тебя, не делай этого. Твоя жена передаст моей жене, и… э-э-э… будет как-то неловко выслушивать комплименты, которых я не заслужил.

— Заслужил, заслужил, — успокоил его я, — ты же первый предложил нам немного развеяться.

— Да, но идея-то твоя, — не дал договорить мне Гаррис. — Кто, как не ты, сказал, что, погружаясь в унылое однообразие повседневности, мы совершаем непростительную ошибку и что домашний уют разжижает мозги? Ты ведь?

— Я не имел в виду никого конкретно, — пояснил я.

— А по-моему, ты имел в виду именно нас, — возразил Гаррис. — Я уж было подумал, не обсудить ли эту мысль с Кларой — естественно, сославшись на тебя; она ведь считает тебя очень умным. Уверен, что…

— Лучше не рисковать, — в свою очередь перебил его я. — Дело это тонкое, но выход есть. Давайте скажем, что все придумал Джордж.

Я бы не сказал, что Джордж принадлежит к тем людям, кто не раздумывая протягивает руку помощи ближнему. Вы, наверное, решили, что он пришел на выручку двум старинным друзьям? Ничуть не бывало.

— Дело ваше, — сказал Джордж, — но я, со своей стороны, им напомню: с самого начала я ратовал за семейный отдых; вы берете детей, я беру тетю, и мы снимаем какой-нибудь старинный шато[1] в Нормандии, на морском берегу — климат там на редкость благотворно действует на неокрепший детский организм, а молоко такое, какого в Англии ни за какие деньги не сыщешь. Напомню я также и о том, что вы с негодованием отвергли мое предложение, уверяя, что одним нам будет гораздо веселее.

Люди вроде Джорджа добрых слов не понимают. С ними не стоит церемониться.

— Хорошо, — сказал Гаррис. — Твое предложение принимается. Снимаем шато. Ты привозишь тетю — попробуй только не привези! — и мы живем в Нормандии целый месяц. Дети тебя обожают — мы с Джей для них просто не существуем. Эдгару ты обещал научить его ловить рыбу; охотиться на львов тоже будешь с ними ты! Дик с Мюриэль всю неделю вспоминали, как в воскресенье ты изображал гиппопотама. Днем будем устраивать пикник в лесу — нас всего-то одиннадцать человек, — а по вечерам — музицирование и декламации. Мюриэль — ты уже, наверное, в курсе — разучила с полдюжины стишков, да и другие дети от нее не отстанут.

Джордж сдался — истинной смелостью он никогда не отличался, — однако признать себя побежденным согласился не сразу. Он заявил, что это удар ниже пояса, и что раз уж мы такие подлые, лживые и коварные, то он умывает руки, и что если я не собираюсь в одиночку осушить всю бутылку кларета, то он покорнейше просит налить и ему стаканчик. И тут же добавил — непонятно, с какой стати, — что все это не имеет никакого значения, ибо и Этельберта, и миссис Гаррис — с их-то умом и проницательностью — высоко ценят его и нам ни за что не удастся убедить их, что это он внес такое идиотское предложение.