Набор команды я также возложил на мистера Гойлза. Пара матросов и юнга, заявил он, — больше нам не понадобится. Если речь шла об уничтожении запасов еды и спиртного, то, по-моему, он несколько преувеличивал возможности одного человека, но, быть может, трое — оптимальное число для управления яхтой.
По пути домой я забежал к портному и заказал спортивный костюм, который мне пообещали сшить срочно, а также белую шляпу, после чего поехал к Этельберте и сообщил ей новости. Восторг ее был беспределен, и волновало ее только одно: успеет ли портниха сшить ей новое платье. Ох уж эти женщины!
Мы совсем недавно вернулись из свадебного путешествия, но оно было непродолжительным, и мы решили провести время на яхте вдвоем. И слава Богу, что так решили!
В понедельник мы выехали. Туалеты были готовы в срок. Не помню, в чем была Этельберта, но выглядела она превосходно. На мне же был эффектный темно-синий костюм, отороченный узким белым кантом.
М-р Гойлз встретил нас на палубе и отрапортовал, что обед готов. Должен заметить, что с обязанностями кока он справлялся великолепно. Оценить по достоинству сноровку других членов команды мне так и не удалось — в деле я их не видел, — но теперь, задним числом, я должен заявить, что ребята мне попались лихие.
План мой был таков: как только команда пообедает, мы поднимаем якорь; я закуриваю сигару, мы с Этельбертой облокачиваемся о фальборт и смотрим, как белые скалы отчизны тают на горизонте. Свою часть программы мы с Этельбертой выполнили и стали ждать. Поднять якорь, однако, никто не спешил.
— Что-то они долго копаются, — заметила Этельберта.
— За четырнадцать дней, — сказал я, — им предстоит прикончить хотя бы половину всех припасов. Естественно, обед у них затянулся. Но лучше их не торопить, а то они не осилят и четверти.
— Скорее всего, они пошли спать, — предположила Этельберта немного погодя. — Уже пора пить чай.
Они определенно не спешили. Я прошел на ют и позвал м-ра Гойлза. Звать пришлось трижды, и лишь после этого он чинно поднялся на палубу. За то время, что мы не виделись, он как-то постарел и обрюзг. В зубах он сжимал окурок сигары.
— Доложите, когда вы будете готовы, капитан Гойлз, — процедил я. — Мы выходим в море.
Капитан Гойлз вынул изо рта окурок:
— Простите, сэр, но сегодня ничего не выйдет.
— Почему? Чем вас не устраивает сегодняшний день?
Как известно, моряки — народ суеверный, а понедельник — день тяжелый.
— День как день, сэр, — ответил капитан Гойлз, — только вот ветер мне что-то не нравится. Не похоже, что он переменится.
— А по-моему, ветер дует как раз туда, куда нам надо.
— Вот-вот, — сказал капитан Гойлз. — Это вы правильно выразились: «куда нам надо». Все мы там будем, но спешить не стоит. А если мы выйдем в море при таком ветре, то очень скоро там и окажемся. Понимаете, сэр, — пояснил он, заметив мое недоумение, — это, по-нашему, «береговой ветер», то есть дует он вроде как с берега.
Поразмыслив, я пришел к выводу, что Гойлз прав: ветер и в самом деле дул с берега.
— Может, к утру он и переменится, — утешил меня капитан Гойлз. — В любом случае ветер не такой уж сильный, да и якорь у нас крепкий.
Капитан вставил окурок на прежнее место, а я вернулся к Этельберте и объяснил ей, почему мы стоим. Восторг Этельберты за то время, что мы пробыли на борту, несколько поостыл, и она поинтересовалась, что мешает нам выйти в море при ветре с берега.
— Если ветер дует с берега, то он будет гнать яхту в море, — недоумевала Этельберта. — Если же ветер будет дуть с моря, он отгонит нас к берегу. По-моему, дует как раз тот ветер, какой нужен.
— Ты ничего не понимаешь, дорогая моя, — стал объяснять я. — На первый взгляд это тот ветер, а на самом деле — не тот. Это, по-нашему, по-морскому, — береговой ветер, а ничего опаснее берегового ветра нет.
Этельберте захотелось узнать, чем опасен береговой ветер.
Ее занудство начинало действовать мне на нервы, кажется, я даже повысил голос — однообразное покачивание стоящей на приколе яхты любого доведет до белого каления.
— Долго рассказывать, — ответил я (мне и жизни бы не хватило — я и сам ничего не понимал), — но пускаться в плавание, когда дует такой ветер, — верх беспечности, а я слишком тебя люблю, чтобы подвергать твою жизнь бессмысленному риску.
По-моему я довольно ловко вывернулся, но, прекратив допрос, Этельберта заявила, что в этом случае до завтрашнего дня на палубе делать нечего, и мы спустились в каюту.
Я поднялся ни свет ни заря; ветер дул теперь с севера, на что я и обратил внимание капитана Гойлза.
— Вот-вот, — сокрушенно сказал он. — В том-то и беда, тут уж ничего не поделаешь.
— Значит, по-вашему, сегодня нам выйти опять не удастся? — вскипел я.
Но капитан не обиделся:
— Это вы зря, сэр! — со смехом сказал он. — Коли вам надо в Ипсвич, то ветерок что надо, но мы же идем к Голландии. Тут уж ничего не попишешь.
Я довел эту скорбную весть до сведения Этельберты, и мы решили провести день на берегу. Нельзя сказать, чтобы днем в Харидже жизнь била ключом, вечером же там и вовсе скучно. Мы перекусили в ресторане и вернулись в бухту, где битый час прождали капитана Гойлза, который (в отличие от нас) был очень оживлен, и я грешным делом подумал, что он попросту пьян, однако капитан заверил нас, что спиртного на дух не переносит, разве что — стаканчик горячего грога на сон грядущий.
За ночь ветер переменился, что вызвало новые опасения капитана Гойлза: оказывается, мы одинаково рискуем и стоя на якоре, и пытаясь выйти в море; остается лишь уповать, что в ближайшее время ветер переменится в очередной раз. Этельберта явно невзлюбила яхту; она сказала, что с куда большим удовольствием провела бы неделю в купальной кабинке на колесах — ту, по крайней мере, не болтает.
В Харидже мы провели весь следующий день, всю следующую ночь и еще один день: ветер как назло не менялся. Ночевали мы в «Королевской голове». В пятницу нежданно-негаданно задул восточный ветер. Я пошел в гавань, разыскал капитана Гойлза и предложил ему воспользоваться благоприятно сложившимися обстоятельствами и немедленно подымать якорь и ставить паруса. Похоже, моя настойчивость его рассердила.
— Сразу видно, сэр, что в нашем деле вы не мастак, — сказал он. — Как тут поставишь паруса? Ветер же дует прямо с моря.
— Капитан Гойлз, — не выдержал я, — признавайтесь, что за посудину я нанял? Яхту или плавучий дом?
Мой вопрос его несколько озадачил.
— Это ял, сэр.
— Может ли эта лохань ходить под парусом или она поставлена здесь на вечную стоянку? — уточнил я. — Если она стоит на приколе, то так и говорите. Мы разведем в ящиках плющ, посадим на палубе цветы, натянем для уюта тент. Если же яхта способна передвигаться…
