— Эффенди, — наконецъ началъ Рашидъ, — арабы моря были не одни, арабы моря — купцы съ живымъ товаромъ, Рашидъ нашелъ слѣды ногъ невольницъ на морскомъ пескѣ. Эффенди можетъ самъ посмотрѣть.
Эта интересная новость вывела меня изъ апатіи; я побѣжалъ въ Рашиду, который дѣйствительно доказалъ свое предположеніе неоспоримымъ образомъ; на берегу въ одномъ мѣстѣ виднѣлись отпечатки красивыхъ босыхъ ногъ и маленькихъ туфлей, не оставлявшихъ сомнѣнія, что они принадлежали женщинамъ. — Но отчего, Рашидъ, это слѣды невольницъ, а не женъ арабовъ моря? — спросилъ я.
— Жены арабовъ не ходятъ за мужьями; въ ихъ палаткѣ всегда найдется женская работа; жены арабовъ не пришли и не ушли бы моремъ; ихъ путь идетъ на верблюдѣ; арабы Акабы большіе плуты, они любятъ живой товаръ, — отвѣчалъ Рашидъ увѣренно…
Итакъ до сихъ поръ невольничество или, вѣрнѣе сказать, продажа невольникомъ и особенно невольницъ существуетъ въ Африкѣ даже на берегахъ Краснаго моря, такъ близко къ главамъ строгаго египетскаго правительства. Я не вѣрилъ до сихъ поръ разсказамъ многихъ, что даже въ Каирѣ можно купить себѣ хорошенькую невольницу, а въ Аравіи и очень легко; всѣ усилія филантроповъ всѣхъ европейскихъ націй не могли уничтожить этой постыдной торговли: въ Красномъ морѣ эта продажа не прекращалась, хотя тысячи судовъ всѣхъ націй, со времени прорытія Суэцкаго перешейка, бороздятъ его по всѣмъ направленіямъ. Сидя на ужиномъ и вкуснымъ чаемъ, я разспрашивалъ своихъ спутниковъ объ этой отвратительной торговлѣ, и они мнѣ разсказали много интереснаго. Оказывалось, что въ настоящее время въ торговлѣ людьми продаются не невольники и невольницы-рабы, потому что рабство уничтожено и въ Египтѣ, но матеріалъ для наполненія гаремовъ сластолюбивыхъ пашей, знающихъ и покровительствующихъ этой торговлѣ. Контингентъ этотъ составляютъ евнухи и молодыя женщины, обыкновенно краденные, и только изрѣдка отдающіеся добровольно въ руки торговцевъ человѣческимъ мясомъ. Евнухи обыкновенно привозятся изъ Абиссиніи, гдѣ до сихъ поръ обычай практикуется въ широкихъ размѣрахъ, не смотря на то, что аббиссинцы всѣ христіане. Въ Шоа, вокругъ Денбеа и вплоть до самого Адена можно нуждающемуся добыть себѣ евнуха; тамъ же можно купить и невольницу, но изъ черныхъ. Континтентъ евнуховъ составляютъ не только плѣнные и захваченные при разбойничьихъ набѣгахъ абиссинцевъ, но даже самые обитатели Габеша, еще съ малолѣтства попавшіеся въ руки подобнаго рода торговцевъ. Области, изъ которыхъ добываются невольницы, гораздо обширнѣе; не смотря на уничтоженіе торговли невольниками, повсемѣстно въ Африкѣ можно встрѣчать отдѣльные случаи продажи, особенно на западномъ берегу. Всѣ племена черныхъ доставляютъ хотя небольшой контингентъ рабынь, добываемыхъ при набѣгахъ и междоусобныхъ войнахъ. Черныя красавицы очень цѣнятся въ нѣкоторыхъ гаремахъ Египта и Малой Азіи, особенно изъ племени съ бархатистою черною кожею; въ гаремѣ всесильнаго паши Каира мнѣ самому пришлось видѣть {Во время перевозки гарема изъ Каира на загородныя дачи и виллы Александріи въ сопровожденіи цѣлаго десятка евнуховъ.} двухъ женъ изъ кафрянокъ — женщинъ весьма красивыхъ и изящныхъ. Въ продажу идутъ также въ большомъ количествѣ коптянки изъ Верхняго Египта и арабки различныхъ племенъ Аравіи. По словамъ Рашида, эти послѣднія попадаютъ въ руки торговцевъ различными нечистыми путями. Но всего интереснѣе, что въ числѣ невольницъ, имѣющихся въ запасѣ "арабовъ моря", можно встрѣтить грузиновъ, армянокъ, гречанокъ и евреекъ, которыя попадаютъ на суда женопродавцевъ совершенно непонятнымъ путемъ. По всей вѣроятности, ихъ крадутъ, какъ крали болгарскихъ и албанскихъ дѣвушекъ дикіе башибузуки еще такъ недавно. Ахмедъ подтверждалъ это случаемъ изъ собственной его жизни; въ бытность его въ Газѣ (Палестина) арабы, пришедшіе съ нимъ въ одномъ караванѣ, украли красавицу-еврейку и увезли ее въ пустыню за Эль-Аришъ, гдѣ ихъ и слѣдъ простылъ. Сто итъ только добраться съ живымъ товаромъ къ берегу Краснаго моря, а тамъ всегда его можно сбыть очень выгодно. Восточный и западный берега Аравійскаго залива, западный, начиная отъ Джебель-Зафаране, а восточный почти отъ Акабы вплоть до самаго Бабъ-эль-Мандебскаго пролива, служатъ пристанищами этихъ торговцевъ. Въ дикихъ едва приступныхъ скалистыхъ и песчаныхъ берегахъ Акабинскаго залива ихъ особенно много; за мысомъ Раа-Фуртукомъ по западному берегу Аравіи, по словамъ Рашида, есть цѣлая станція женоторговцевъ, гдѣ выборъ можетъ быть очень великъ. Туда отправляются иногда посланцы отъ египетскихъ и турецкихъ гаремовъ, вербующіе красавицъ, за которыхъ теперь платятъ бѣшеныя деньги. За одну арабку, по словамъ Рашида, купленную въ гаремъ хедива Мегмета, было заплачено около тысячи турецкихъ лиръ (по нынѣшнему курсу 9 р.); выше этой платы онъ не слыхалъ.
— Вотъ, эффенди, — вдругъ заговорилъ вдохновенно Ахмедъ, показывая пальцемъ на одинокую скалу, далеко врѣзывающуюся своею темною массою въ багрово-голубое море, — то камень Жемчужной Красавицы; здѣсь въ каменной трещинѣ, какъ въ гробу, положена прекраснѣйшая въ мірѣ дѣвушка; она умерла на вершинѣ той скалы отъ руки страшнаго мучителя Мусы. Эффенди не знаетъ ни Мусы, ни Жемчужной Красавицы, одинъ Ахмедъ слышалъ, какъ пѣли о нихъ вокругъ шатровъ своихъ арабы пустыни. — Я просилъ Ахмеда разсказать объ этомъ страшномъ героѣ пустыни и его прекрасной жертвѣ; Рашидъ и Юза поддержали меня.
— Муса этотъ, эффенди, — началъ видимо польщенный Ахмедъ, — былъ великій шейхъ Акабинскихъ арабовъ; вся пустыня отъ Раа-Мухамеда (южная оконечность Синайскаго полуострова) до Бахръ-Лута (Мертвое море) знала шейха Мусу и повиновалась ему. Никто лучше шейха не зналъ пустыни, никто не стрѣлялъ дальше его, никто не былъ такъ силенъ, какъ Муса, никто не былъ такъ мудръ, какъ Муса. Караваны боялись ходить по пустыни, гдѣ зоркій глазъ Мусы не пропускалъ ни одной птицы, не только что верблюда; купцы и хаджи не ходили прежнею дорогою; всѣ избѣгали Мусы и шли черезъ Эль-Аришъ и Лебгемъ, а не черезъ Акабу. Но нашелся храбрецъ, который не побоялся Мусы и пришелъ за его головою въ самую пустыню Рамле и Терубина, гдѣ стояли верблюды Мусы на пути хаджи {Надо замѣтить, что черезъ середину Синайскаго полуострова идетъ такъ называемой путь хаджей, т. е. поклонниковъ въ Мекку; изъ Каира путь этотъ идетъ черезъ Акабу; по разсказу Ахмеда караваны, избѣгая нападенія Мусы, шли не дорогою хаджей, а обходили ее, придерживаясь берега Средиземнаго моря.}. То былъ грекъ изъ Берита (Бейруть), славный капудане; онъ обѣщалъ изловить Мусу и повѣсить голову его сушиться на воротахъ своего города. Съ капудане былъ цѣлый караванъ египетскихъ солдатъ. Муса не побоялся капудане, не ушелъ въ гори Джебель-эль-Тиха, не угналъ верблюдовъ въ пустыню Рамле, а самъ вышелъ сразиться съ врагами. Страшно бились воины капудане съ воинами пустыни; ихъ ружья были лучше ружей Мусы, ихъ было больше, чѣмъ арабовъ Мусы, и великій шейхъ попалъ живымъ въ руки врага, когда его воины легли вокругъ раненнаго вождя. Страшно наругался надъ Мусою греческій капудане; онъ отрѣзалъ у него уши и носъ и, привязавъ къ хвосту верблюда, тащилъ шейха много дней по горамъ и по пустынямъ; наконецъ, караванъ ихъ вышелъ сюда въ скалѣ, которая еще не видала Жемчужной Красавицы. Тутъ капудане остановился и повелѣлъ взвести Мусу на эту гору, раздѣть и бить курбашами (толстый ременный бичъ), пока тѣло не отстанетъ отъ костей, а потомъ отрубить ему голову. Тѣло же его привязать въ верхушкѣ горы, чтобы арабы пустыни могли видѣть всегда кости своего шейха. Солдаты исполнили волю капудане; они били Мусу, пока не показались кости, но едва отошли отъ него, чтобы, отдохнувъ, отрубить ему голову, великій шейхъ бросился, избитый, въ море со скалы. Капудане и воины его удивились смѣлости шейха и отправились домой, не думая, чтобы страшный Муса могъ спастись. Но Аллахъ сохранилъ Мусу для мести; онъ спасся чуднымъ образомъ, спрятавшись между камнями на берегу моря, гдѣ прожилъ три дня, питаясь морскими животными, и оправился. Едва онъ былъ въ состояніи взобраться на скалу, какъ вползъ на мѣсто моего истязанія и поклялся страшною клятвою — костями своего дѣда отомстить мучителю-капудане. Пять лѣтъ не могъ отомстить своему оскорбителю Муса, но онъ былъ непреклоненъ въ своей мести. Узнавъ, что капудане живетъ въ Беритѣ, Муса отправился въ Газу, гдѣ жилъ его другъ, разсказалъ ему свое горе и они вмѣстѣ пустились на маленькой лодкѣ въ море къ Бериту. Долго плыли они по бурному морю, но Муса ради мести вынесъ все и, выйдя на берегъ у Берита, благодарилъ Аллаха. Не трудно было отыскать домъ капудане; но самого капудане не было; въ Беритѣ оставалась только его мать и красавица-дочь. Муса рѣшилъ дождаться возвращенія капудане и злобно посматривалъ на его дочь, высматривая, какъ левъ, свою добычу. Долго ожидалъ Муса, но пришло, наконецъ, извѣстіе, что капудане палъ въ битвѣ съ турками, сражаясь за своихъ друзей. Тогда Муса рѣшилъ свою месть перенести на дочь капудане — Жемчужную Красавицу. такъ называли ее люди, любуясь на ея чудную красоту, темные, какъ глаза газели, очи, ея стройный, какъ пальма пустыни, станъ и ея роскошные волосы, унизанные чудными жемчужинами, которые досталъ съ морского дна ея храбрый отецъ. Темною ночью Муса прокрался въ домъ капудане, когда спалъ весь городъ, тихонько пробрался въ спальню молодой красавицы, заткнулъ ей ротъ кускомъ своего бурнуса, обмоталъ ея голову своимъ поясомъ и осторожно вынесъ ее полумертвую отъ страха изъ дому; пронесъ черезъ весь городъ въ своихъ могучихъ объятіяхъ, дотащилъ до морского берега, гдѣ дожидался на лодкѣ его другъ, и отправился съ своею плѣнницею въ море. Страшную месть задумалъ Муса, но никому не сказалъ объ ней. Страшно билась Жемчужная Красавица и на лодкѣ въ морѣ, и на верблюдѣ въ пустынѣ, когда свирѣпый Муса везъ ее въ берегу Краснаго моря черезъ всю пустыню Синая къ той скалѣ, на которой пострадалъ самъ отъ жестокой руки капудане. Никто, кромѣ друга, не зналъ пока о Жемчужной Красавицѣ, но когда Муса прибылъ въ берегу Акабинскаго залива съ своею жертвою, онъ созвалъ всѣ племена, ему подчиненныя, чтобы показать имъ, какъ онъ умѣетъ мстить за себя. Въ ужасѣ собирались сыны пустыни отъ Далекаго Керака (становище арабовъ къ востоку отъ Мертваго моря) до горъ Джебель-Турфа (которыми оканчивается Синайскій полуостровъ) по приказанію страшнаго изуродованнаго шейха, и не зная, что будетъ, со страхомъ смотрѣли то на страшное лицо Мусы, то на сіяющее красотою лицо плѣнной Жемчужной Красавицы. Когда собрались всѣ, Муса разсказалъ имъ о своей мести и о томъ, какъ онъ добылъ дочь капудане. Потомъ онъ взялъ на руки свою плѣнницу и понесъ на вершину горы; двое арабовъ помогали ему. Поставивъ Жемчужную Красавицу на то мѣсто, гдѣ пролилась его кровь отъ руки капудаве, Муса рѣшилъ пролить неповинную кровь дочери капудане, чтобы ея кровь, смѣшавшись съ его собственною кровью, затушила огонь мести. Страшенъ былъ Муса въ эти минуты; онъ сказалъ о своемъ рѣшеніи Жемчужной Красавицѣ и та, рыдая, упала безъ чувствъ на холодный камень. Сердце Мусы не дрогнуло при этомъ; арабы же, окружавшіе Мусу, трепетали. Муса снялъ всѣ одежды съ лежавшей красавицы, онъ оставилъ только дорогія жемчужины, блиставшія въ ея роскошныхъ черныхъ волосахъ, и золотыя украшенія на шеѣ, рукахъ и ногахъ своей плѣнницы. Въ такомъ видѣ онъ велѣлъ поднять ее и показать народу; несчастная Жемчужная Красавица была все время безъ чувствъ, но когда при видѣ ея дивной красоты, ея роскошнаго тѣла, черныхъ украшенныхъ драгоцѣннѣйшими перлами моря волосъ, раздался въ толпѣ голосъ сожалѣнія къ неповинной жертвѣ и негодованія въ Мусѣ, она открыла свои прекрасные глаза, чтобы не открывать ихъ на вѣки. Взглядъ этихъ огненныхъ глазъ обжегъ Мусу; проснулось ли при этомъ состраданіе или другое чувство въ дивной, трепещущей на его рукахъ, красавицѣ, но поднятая рука съ курбашемъ не могла опуститься… Нѣсколько минутъ простоялъ Муса, пожирая глазами свою жертву; наконецъ, поборовъ свое чувство, онъ опустилъ курбашъ, но ударъ его палъ на мертвое тѣло… Красавица была мертва… Месть Мусы не могла совершиться. Надъ обнаженнымъ трупомъ не могъ наругаться и Муса. Въ отчаяніи онъ бросился въ бушующее море со скалы и разбился… Аллахъ не хранилъ его на этотъ разъ. Въ ужасѣ арабы смотрѣли то на обрызганные кровью Мусы прибрежные камни, то на прекрасное тѣло мертвой красавицы, замученной безвинно страшнымъ мучителемъ. Въ каменной трещинѣ схоронили тѣло ея арабы пустыни, прозвали скалу ту именемъ несчастной дѣвушки и разнесли далеко въ свои шатры пѣсни о Жемчужной Красавицѣ. Старый дервишъ, умолявшій Аллаха на этой горѣ три года, видѣлъ не разъ въ часъ полночный, какъ бѣлая тѣнь Жемчужной Красавицы поднималась легкимъ облакомъ изъ дикаго ущелья и медленно проносилась надъ тою горою; она подплывала къ обрыву, гдѣ свергнулся Муса, и наклоняла воздушную свою голову, какъ бы ища своего мучителя въ волнахъ бушующаго моря, и, наконецъ, исчезала, возвращаясь къ своему каменному гробу…
