Тело женщины мангбатту раскрашивают в высшей степени красиво. Перекрещивающиеся широкие и узкие черные линии, проведенные как бы с помощью циркуля, сходятся спереди; при этом остаются свободные четырехугольные пространства, слегка смазанные красной краской в смеси с жиром, благодаря чему кожа приобретает бронзовый оттенок. Для украшения лица служит полоса в два пальца шириной, проведенная при помощи блиппо, поперек лица через переносицу, от одного уха к другому. Женщины мангбатту не носят таких головных уборов, как мужчины. Однако их курчавые длинные волосы расчесываются, как у мужчин, с помощью длинных тонких булавок из слоновой кости, поднимаются кверху и назад, после чего концы волос наверху загибаются внутрь в шиньон, в виде гнезда. Отдельные тонкие пряди старательно накладываются вокруг всего валика волос, поддерживая прическу женщины, которая в целом напоминает тело членистого пресмыкающегося. В действительности сооружение прически гораздо сложнее, чем я могу здесь описать несколькими словами. Готовое и хорошо смазанное сооружение из волос выступает на фут из головной повязки, которую носят женщины, в конце оно уже, чем в основании и загнуто назад.
Лица обоего пола из высших классов отращивают себе ногти в несколько дюймов длиной. Продырявливание ушных раковин (не ушных мочек) хотя и является общим обычаем, но в вырезанных дырах редко носят кусок дерева или трубки.
Как уже упоминалось, мангбатту употребляют кору для изготовления одежды, и эти изделия вырабатываются для знатных людей лучше и большего размера, чем «рокко» у азанде. Вожди мангбатту протягивают через набедренный пояс кусок материала из коры. Спереди на груди и на спине он круто поднимается кверху, доходя часто до ключиц. Женщины же этих народностей, опоясанные только поясом из листьев, удовлетворяются маленьким квадратным куском материала из коры, который у состоятельных классов кладут себе на колени, когда садятся. Предметами украшений и здесь служат повсюду употребительные железные обручи для шеи и браслеты для рук и ног.
Велик спрос на красивые длинные булавки из слоновой кости разной величины и формы, которые для мужчин и женщин служат и гребнем, и в качестве головных шпилек. У мангбатту, как и у ньям-ньям, для этих целей служат также тонкие, длинные булавки из слоновой кости, головкам которых придают разнообразную форму.
Однако этот народ достигает вершины искусства в обработке железа для оружия, и прежде всего достойны внимания красиво сделанные в виде серпа кривые ножи (трумбаши), не превзойденные по богатству форм и своеобразию.
Деревянный щит мангбатту,
абармбо и амади
Мангбатту и азанде умеют придавать изумительное разнообразие своим наконечникам копий посредством насечек, зазубрин, зубцов. Луки и стрелы они делают реже, получая таковые от племени мэдже, ветви их народа, умеющих изготовлять эти вещи, или добывают их на войне (от момфу, майго и др.) или приобретают путем обмена, или выигрывают в азартной игре, каковой порок укоренился также и у племен мангбатту. Большие деревянные щиты искусно вытесаны из цельной пластины инструментом, похожим на наш бондарный топор, и часто украшаются легкими железными, а у знатных людей страны медными бляшками и гвоздями.
В упоминавшихся до сих пор областях медь еще не найдена, но давно ввозится хартумцами. Мангбатту, как и азанде, изготовляют из нее не только кольца и браслеты для рук и ног и прочие украшения, но также наконечники для копий и лезвия для трумбашей (ножей). И в искусной обработке дерева для различного рода домашней утвари обнаруживается поразительное техническое умение мангбатту, так же как и в их отличном гончарном производстве.
Прорицание колдуна азанде
Читатель, вероятно, помнит, что мангбатту, подобно азанде, почитают куриный оракул («бенге»). Но у них употребляется, кроме того, своеобразный объемистый оракульный аппарат, «мапинге». Ему посвящены целые храмы, оборудованные всеми необходимыми инструментами с отправляющими службу жрецами. У Мамбанги для этого места служил дом со скошенной крышей в виде суданской «дар-эт-тор», находившийся в близком соседстве с моей хижиной, так что до меня ежедневно доносились громкие возгласы жрецов, мудрым прорицаниям которых должны были, охотно или неохотно, подчиняться все.
Мапинге — оракульный аппарат
Оракульный аппарат состоит из следующих частей: гладко очищенный банановый ствол [10] в несколько метров длиной уложен горизонтально на низких ножках. Поперек этого круглого ствола жрецы с величайшей осторожностью накладывают очень гладко отполированные круглые палочки, длиной и толщиной с сигару, на определенных расстояниях в кучки по три штуки в каждой, так что, смотря по длине ствола, на нем находятся в равновесии от двадцати пяти до тридцати таких кучек. Число этих аппаратов в храмах неодинаково. В оракульном домике у Мамбанги были тогда установлены пять аппаратов, которые большей частью находились под наблюдением двух храмовых служителей, истолковывавших показания оракула. Если кто-нибудь хочет по какому-нибудь поводу вопросить судьбу, то авгуры кладут палочки указанным выше способом на банановые стволы и начинают так бурно жестикулировать над ними, что некоторые палочки соскальзывают на землю. Чем больше палочек соскакивает, тем больше предвещается дурного, а если их падает много, то ответ оракула следует рассматривать как определенно неблагоприятный. Если, например, кто-либо подозревается в преступлении, и только что описанный оракул вопрошает о виновности или невиновности, то стоит упасть большей части палочек, и виновность несчастного неопровержимо доказана. Обращаясь к оракулу, жрецы начинают кричать, петь и хлопать в ладоши. Во время этого шума они все время скачут, согнувшись, вдоль банановых стволов взад и вперед, не касаясь их. Но уже малейшего движения воздуха, возникающего вследствие этого, достаточно, чтобы гладко отполированные палочки, соприкасающиеся повсюду только с выпуклой поверхностью, соскальзывали вниз.
Как видно, у мангбатту надо понимать в буквальном смысле выражение, что жизнь человека зачастую зависит от дуновения воздуха, ибо приговор оракула часто означает «виновен» и «смерть» {55}.
Между тем наступило 5 октября, но о моем отъезде и о постройке упомянутого, якобы необходимого, моста больше не было и речи. А Мамбанга, после моих энергичных настояний помочь моему отъезду, сообщил мне, будто он хочет отправить лодку для переправы через глубокую реку, и как только она будет готова, я смогу тогда немедленно уехать. Между тем я узнал еще об одном новом препятствии. Подданные вовсе отказывались нести мои грузы через обширную, необитаемую, дикую местность на восток от области Мамбанги к правительственным станциям. Я сделал тогда Мамбанге предложение отправить только самое необходимое из багажа по реке Уэле, и в этом случае Фараг’Алла должен был сопровождать вещи в лодке. Я же сам только в самом крайнем случае прибегнул бы к этому способу путешествия, чтобы в моей работе по съемке маршрута не образовалось разрыва. Мое предложение пришлось Мамбанге по душе, и вскоре должны были начаться необходимые приготовления. Хочу еще упомянуть об одном мучении, причиняемом ничтожно маленькой, едва заметной жигалкой {56}, которая в это время года странным образом распространилась в области Мамбанги; я в последующих путешествиях на юге Уэле никогда не встречал этого назойливого насекомого, которое появляется только в сумерки, но в огромных количествах. Его укус влечет сильный зуд на тыльной стороне кисти рук.
