Как видно, у мангбатту надо понимать в буквальном смысле выражение, что жизнь человека зачастую зависит от дуновения воздуха, ибо приговор оракула часто означает «виновен» и «смерть» {55}.
Между тем наступило 5 октября, но о моем отъезде и о постройке упомянутого, якобы необходимого, моста больше не было и речи. А Мамбанга, после моих энергичных настояний помочь моему отъезду, сообщил мне, будто он хочет отправить лодку для переправы через глубокую реку, и как только она будет готова, я смогу тогда немедленно уехать. Между тем я узнал еще об одном новом препятствии. Подданные вовсе отказывались нести мои грузы через обширную, необитаемую, дикую местность на восток от области Мамбанги к правительственным станциям. Я сделал тогда Мамбанге предложение отправить только самое необходимое из багажа по реке Уэле, и в этом случае Фараг’Алла должен был сопровождать вещи в лодке. Я же сам только в самом крайнем случае прибегнул бы к этому способу путешествия, чтобы в моей работе по съемке маршрута не образовалось разрыва. Мое предложение пришлось Мамбанге по душе, и вскоре должны были начаться необходимые приготовления. Хочу еще упомянуть об одном мучении, причиняемом ничтожно маленькой, едва заметной жигалкой {56}, которая в это время года странным образом распространилась в области Мамбанги; я в последующих путешествиях на юге Уэле никогда не встречал этого назойливого насекомого, которое появляется только в сумерки, но в огромных количествах. Его укус влечет сильный зуд на тыльной стороне кисти рук.
Назойливость и постоянные беззастенчивые кражи со стороны подданных Мамбанги довели меня до того, что я пригрозил застрелиться, если князь не сумеет оградить меня и мое имущество от всяких покушений. К тому же я заявил, что брат мой, паша, как было договорено, по избранному роду смерти узнает, что меня к этому побудило недостойное обращение Мамбанги со мною. Следует заметить, что самоубийство — это порождение нашей культуры — очень редкое явление у негров. Я столкнулся здесь лишь с одним случаем. Девушка, обвиненная в колдовстве, из страха перед линчеванием, повесилась. Видимо, пораженный моим заявлением, Мамбанга сказал, что он сделает все, чтобы я невредимым добрался до правительственной станции, и что я могу уже завтра уехать. Этот день принес мне также волнения другого рода.
По-тамошнему суеверию, никто не может умереть естественной смертью, но в смерти каждого человека виновен кто-либо другой, которого оракул «мапинге» скоро выявит. В тот день причиной кровавой драмы было следующее: один родственник Мамбанги умер, и оракул указал на двух молодых людей, как на виновников смерти, что означало для них смертный приговор. Один осужденный вовремя убежал к абармбо, другой, однако, пал невинной жертвой. Он должен был быть повешен. Я просил князя Мамбангу выдать осужденного мне, и он обещал это сделать на завтра рано утром, однако ему не удалось выполнить обещанное. Как я узнал от одной рабыни, еще по дороге к площади суда преступник был линчеван народом.
Я спал эту ночь очень мало и уже в 5 часов утра сидел за газетой, как вдруг раздались глухие звуки военного барабана, в который били с площади собраний; ему отвечали другие, все более и более отдаленные звуки. Барабанный бой продолжался время от времени, и это длилось часами. Скоро присоединились трубы из слоновых клыков. Оказалось, что Мамбанге пришло на ум привести ко мне все свое воинство, так как, по его утверждению, меня еще не все видели. Несмотря на утомление и нервное возбуждение, я должен был присутствовать на многочисленном собрании. Между тем вожди приводили своих воинов со всех направлений на площадь собраний, и этот марш продолжался, соответственно отдаленности их местожительства, до вечера. Некоторые двигались рысью, гуськом; они окружили большую площадь, провели свои военные упражнения и заняли определенные места, предназначенные для разных групп, так что вскоре наполнились не только длинные галереи, но и помещения за ними. Огромный полукруг теснившейся толпы обрамлял оставшуюся свободной площадь. Постепенно к вечеру появились и жены Мамбанги и уселись на своих стульчиках вокруг него и меня. Они были свежее вымазаны и раскрашены, заново соорудили прически.
Встреча с Мамбангой
Сам Мамбанга блистал в княжеском наряде, а на голове его высилась особенно высокая соломенная шляпа с различными украшениями. «Рокко» из коры, который носил Мамбанга, был светло-коричневого цвета гаванны, наиболее предпочтительного из цветов этого материала. Оттенки его доходят от темного до красно-коричневого, а самые простые сорта похожи на толстую, серую промокательную бумагу. При этом следует заметить, что различная окраска зависит от породы дерева, из которой добывается материал, и от способа изготовления, так что в большинстве случаев окраска природная. Исключительно большие «рокко» в тех странах, какие я видел у князей азанде, состоят из многих частей, которые искусно сшиваются банановыми волокнами, тогда как у ваниоро и баганда эти части по краям склеиваются посредством свежего белого каучукового сока.
Между тем последние отряды воинов, в полной боевой готовности, с копьями и щитами, вступили на площадь.
Здесь, очевидно, собралось несколько тысяч человек, но не все они были чистые мангбатту, многие принадлежали к другим племенам, находившимся под властью Мамбанги. Я увидел некоторых вождей абармбо с их родичами, далее мангбалле, а также некоторое число азанде, которые переселились сюда от Уандо и Малингде и отдались под*защиту Мамбанги. Из них наиболее многочисленными были абис-санга. Занятия отрядов сменялись одно другим. Они показывали военные игры, а в промежутках танцы; отряд мальчиков, вооруженных луками и стрелами, изобразил схватку, причем они, чтобы укрыться от врага, с кошачьей ловкостью ползали по земле, либо, увертываясь от угрожающего копья, изредка делали прыжки, стараясь при этом, будучи без щита, ловко отразить луком летящее копье. Даже несколько вооруженных ружьями телохранителей Мамбанги играли в этот праздничный день в войну и сделали несколько выстрелов. В промежутках между представлениями князь произносил длинные речи, и уже при первых его словах народ принимался аплодировать. Одна из жен перед началом каждой речи тщательно поправляла ему повязку на лбу, а слуги смахивали малейшую пылинку с тела и одежды высокопоставленного Демосфена {57}. Во время речи, когда Мамбанга выходил на несколько шагов перед беседкой, слуга все время вертелся вокруг него, садился около него на корточки и делал вид, что очищает землю от каждого листика; но как только наступала в речи пауза, он тотчас же счищал грязь с ног князя, потому что несколько минут шел сильный дождь. После второй, бесконечной речи Мамбанги, я возвратился в свою хижину; было уже 5 часов.
