Как свершилось все — я не помню. Знаю только то, что он бил ногами, как пойманный олень, и пробил снег до самого мха. Она зарезала его ножом с тяжелой ручкой. Потом Ке-ли-лын хотела снять кожу с его макушки вместе с волосами и послать их тебе — Белому Горностаю (запомни, это твое имя!), но я сказал, что русские не любят таких подарков. Теперь посмотри, что прислала она тебе!
Потрясенный Загоскин молчал. Он набивал трубку, рассыпая табак по коленям. Руки его дрожали, и ему нужно было сделать усилие, чтобы взять из костра красный уголь, раскурить трубку. Сквозь пелену голубого табачного дыма он видел спокойное лицо Кузьмы. Загоскин перебирал в пальцах алую шерстяную нитку. «Цвет гнева и мести», — подумал он.
— Она трудилась два дня, — объяснил Кузьма, — и разводила краски из сажи, сухих цветов и ягод. Она достала самую гладкую и белую бересту. И вот что она послала тебе…
Загоскин увидел на бересте рисунок: Великий Ворон витал в стреловидных лучах яркого солнца, под ним простиралась синяя кайма реки, две стрелы с багровыми перьями лежали вдоль ее течения. Белый Горностай шел к солнцу и Великому Ворону: на снегу чернели следы горностая. И тела двух охотников, с копьями в груди, лежали на пространстве, уже пройденном Белым Горностаем…
— Она пробила грудь Демьяна копьем и пригвоздила его к сугробу, чтобы он не вздумал еще после смерти обернуться волком или росомахой, — бесстрастно пояснил Кузьма.
Алые зерна пронеслись в глазах Загоскина, и он почувствовал, как сердце его сжалось, а потом вдруг стало таким огромным, что, казалось, заполнило собой весь мир. Он вспомнил праздник охоты и розовый пар, окружавший дочь Ворона. Чтобы успокоиться, он взглянул в неподвижное синее небо и увидел полярную сову. Она висела в воздухе, высматривая добычу, еле шевеля пухлыми крыльями.
— Сейчас я попробую подарок Ке-ли-лын, — шепнул индеец и, двигая локтями, отполз от костра, держа впереди себя ружье.
Луч солнца сверкал на его замке. Вскоре раздался сухой и резкий звук. Сова забилась на снегу…
— Это ружье, Белый Горностай, — сказал Кузьма, — послала тебе тоже она. Возьми! — Он повернул ружье прикладом к Загоскину, и тот взял в руки прекрасное, точное и хорошо пристрелянное оружие, изготовленное, как он увидел по клейму на замке, в Бирмингаме…
Русский пристально взглянул на Кузьму. Вместо ответа тот вынул из сумки какой-то предмет, похожий на связку сухих кореньев. Это были лапы черного ворона — амулет, приносящий удачу индейцам.
— Дай мне красную нитку, русский тойон, — попросил индеец. — Мы скрутим ее вдвое. Так. Теперь я привяжу лапы Ворона к стволу. Подержи приклад. Хорошо! Они не будут мотаться на ветру и закрывать мушку. Коготь Ворона принесет счастье; прости меня, святой Никола, я еще не забыл бога своего народа.
Кузьма помолчал, поглаживая голубую сталь ружья. Потом он размашисто перекрестился на восток и торжественно поднял руку вверх.
— Я знаю, что ты меня будешь спрашивать сейчас о ружье белого человека. Все, что я скажу, — истинная правда. Ке-ли-лын нужно было родиться мужем и воином. Послушай, что она сделала для твоего народа и ради тебя, Белый Горностай! Вспомни русскую «одиночку» на Квихпаке — все, что ты видел недавно.
Индеец взмахнул трубкой с орлиными перьями и неторопливо начал рассказ. Вот однажды в Бобровый Дом, крича и размахивая копьем, влетает на лыжах бродячий индеец из племени Орла… Он спрашивает тойона, и начальник Бобрового Дома приказывает индейцу присесть на бобровые шкуры и рассказать все по порядку. Перемежая рассказ клятвами, индеец поведал: он шел в русскую «одиночку» со связкой мехов красной лисицы. Русский креол отворил ему тяжелые ворота, индеец положил копье и нож у порога дома и прошел внутрь зимовья. Креол пожалел, что индеец опоздал: хозяин «одиночки» только что отправил в Михайловский редут всю пушнину последней скупки. Но гость просил принять меха. Креол в раздумье ходил по хижине — ему не хотелось, чтобы товар залеживался до весны. Сын Орла упросил приказчика, и они заключили сделку, поладив на котле, топоре и стакане водки. Потом креол раздобрился, спросил у индейца о его семье и подарил ему нитку бисера для его жены. Они выпили водки, и их сердца взыграли. Креол и его случайный гость завели разговор об охоте, о женщинах.
Вдруг гость и хозяин услышали скрип лыж. Без шапок они выскочили на крыльцо. Человек с обледеневшими ресницами, пригнув голову, чтобы не стукнуться о притолоку ворот, влетел во двор. Широко расставив ноги, он задержал лыжи, распутал ножные ремни и подошел к креолу. Незнакомец выпрямился и поднял руку к виску. В ответ креол просто кивнул ему головой, длинные волосы приказчика развевались по ветру. Пришелец обратился к хозяину «одиночки» на незнакомом наречии. Тот покачал головой. Тогда человек перешел на индейский язык.
— Откуда ты? — спросил креол.
— С реки Стахин, — ответил гость.
Креол недоверчиво посмотрел на лыжи незнакомца, подбитые шкурой оленя. На таких лыжах ходят по ту сторону Великих Гор.
— Я голоден и хочу обогреться, — сказал пришелец и добавил: — Я заплачу за все… А это кто? — спросил он, указывая на индейца, как указывают на собаку, когда хотят узнать ее кличку.
— Сын Орла! — ответил индеец. — А ты кто, белый? — Я хозяин индейцев с реки Стахин, — ответил, не глядя на него, человек на широких лыжах и пояснил, обращаясь к креолу: — Индейский вор убил белого человека из редута святого Дионисия. Я ищу убийцу.
Он торопливо описал приметы беглеца.
— Иди к очагу, — сказал креол сумрачно. Его удивило, что гость не оставил оружия у порога.
Незнакомец говорил отрывисто и громко. Не успели еще оттаять его брови и усы, как он засыпал креола вопросами. Меньше всего он говорил о воре. Креол исподлобья разглядывал человека. Отмалчивался. Откуда ему знать — сколько русских в Ситхе, пришел ли корабль из Кронштадта в этом году, каков был промысел на бобров? Тогда белый оборвал расспросы и, что-то хрипло напевая, заходил вокруг очага.
— Мы не укрываем воров, — сказал громко креол.
— Знато! — откликнулся гость. — В помощь мне из Ситхи вышел высокий русский с двумя индейцами. Не видел ли ты его? Соседи всегда сговорятся, — рассмеялся он, — не я, так он поймает убийцу. Где этот русский?
— Не знаю.
— А ты, индеец, ничего не слышал об этом русском?
— Нет…
— Ну ладно, — сказал гость. — Если ты, креол, меня накормишь, я угощу тебя водкой. И тебя, индеец, — добавил он, немного подумав. — Он тоже ночует здесь? — спросил гость, сморщившись и показывая на индейца.
Они ели багровую солонину и пили мутную ячменную водку.