«Кай-кай» достигает апогея, когда я вытаскиваю небольшого гуттаперчевого пупса.
На ночь остаемся в доме, но в нем отнюдь не тепло. Печей-то еще нет, а кухня — без окон и дверей.
23 августа 1926 года. За вчерашний день сильно продвинулась постройка склада. Но сегодня работать мучительно. Дует сильный северный ветер, и люди еле держатся на высоких лесах. Ветер подхватывает поднятые наверх листы железа и уносит их далеко от постройки. На севере хмурится — можно ожидать дальнейшего ухудшения погоды, поэтому, чтобы спасти продукты, работу надо продолжать.
С мучительными усилиями, шаг за шагом, лист за листом, обшиваем склад. К вечеру мы уже не в силах соревноваться с разыгравшимся ветром. Люди не могут держаться наверху, и работу приходится остановить.
24 августа 1926 года: Ночью ветер сорвал наши палатки. Склад, обшивку которого нам так и не удалось закончить, каким-то чудом уцелел, К утру ветер стих, и снова: можно продолжать работу.
Днем я поднялся на одну из невысоких прибрежных вершин. Налоге — совершенно чистое ото льда море. Нет даже ни одной из отставших крупных льдин, что в течение последней недели покачивались на воде, За мысом Гаваи — на «востоке и далеко к западу — появились большие скопления торосистого льда, очевидно, принесенного свирепствовавшим северным ветром. Но всего удивительнее выглядит сам остров. Если на южном берегу снег, выпавший 19 августа, продержался только один день, то вея северо-западная гористая часть острова совершенно бела от снега. Там, по-видимому, он улегся основательно.
Наш дом все более и более приобретает вид настоящего жилья. Сегодня у нас важное событие: из трубы тонкой струйкой вьется дымок. Это Савенко затопил свою печь.
Вечером сильно упала температура. Выйдя после ужина помочь Павлову накормить собак, я заметил на тундре блестящие кристаллы, и, подойдя к ручью, увидел, что он уже успел покрыться двухмиллиметровой коркой льда. Эта тоненькая корочка заставила меня содрогнуться: дальнейшее понижение температуры за одну ночь погубит наши ценнейшие продукты: молоко, чеснок, картофель, лук, фруктовые консервы и.т. д. Необходимо принять самые срочные и действенные меры против этого хрупкого, но грозного врага. Зову эскимосов; переносим что можно в дом, а остальное укрываем распакованными оленьими шкурами.
25 августа 1926 года. Сегодняшнее утро лишний раз показало, как важна в наших условиях наблюдательность. Не заметь я вчера корочки льда, не пойми значения этой угрозы, мы остались бы без необходимейших продуктов. Лед в ручье достиг почти двух с половиной сантиметров.
К вечеру новое достижение — в нашем жилище топятся все печи.
26 августа 1926 года. С утра дул легкий южный ветер, но к обеду он перешел в свежий, западный. Шквалами налетает сырой туман. Закончили постройку склада.
В 5 часов вечера Таян, Ан акул я и я выехали на байдаре в бухту, надеясь настрелять уток, но охота идет из рук вон плохо. Из десятка сбитых уток нашли в волнах только одну. Увлеченные охотой, мы поднялись почти до вершины бухты. С 7 часов начала падать крупа, и скоро весь берег побелел. То и дело накрывает непроглядный туман. Уже скоро полночь, а мы все еще болтаемся на байдаре. Ветер засвежел, байдару подбрасывает волнами. С трудом продвигаемся против ветра к колонии. Вдруг слева в темноте блеснул огонек и до нас донесся звук выстрела. Что это — галлюцинация? Кто может в эту непроглядную тьму выехать в разгулявшееся море? Да и зачем? Но вот опять огонек, а за ним, уже ближе, звук выстрела. Я стреляю. И снова ответный выстрел. Меняем курс, насколько это возможно, так как достаточно на мгновение поставить байдару вдоль волны, чтобы навсегда потерять шанс сесть еще раз в эту вертлявую посудину. Скоро В темноте вырисовывается белый парус, и через несколько минут мы, балансируя и выбивая зубами дробь, перебираемся на вельбот Иерока. Оказывается, эскимос, обеспокоенный нашим продолжительным отсутствием в такую дурную погоду, поднял на ноги всю колонию, собрал охотников и отправился на поиски. Я до глубины души тронут его поступком. Очевидно, Иерок будет бороться за жизнь человека, пока не исчерпает последней возможности его спасения.
Снег, выпавший в ночь, к 9 часам утра уже исчез. Вчерашний западный ветер нагнал замеченный нами На горизонте крупный лед, но сегодня он переменился на легкий северный — и лед снова исчез.
Начали переноску товаров и продуктов на склад, Первым делом взялись за муку. Работа идет дружно. Но к концу дня становится очевидным, что непривычная физическая работа не по плечу эскимосам: утомляются они очень быстро. Сначала каждый работник брал по три мешка (каждый немногим более 20 килограммов). И даже наиболее слабый из них — Нноко никак не соглашался нести Меньший груз, А Кивъяна ухитрялся нагружать на себя до пяти кулей. Но через несколько часов нагрузка как-то незаметно уменьшилась до двух мешков, а под конец эскимосы носили уже только по одному кулю. Как бы то ни было, к Вечеру вся мука — свыше 25 тонн — была переправлена на склад.
28 августа 1926 года. Продолжаем переносить товары. Идут шестипудовые мешки с рисом. Выручает всех Кивъяна, легко шагающий с такой ношей. За ним, сгибаясь и сопя, медленно поднимается на бугор коренастый Клю. Остальные либо помогают им взваливать на спины мешки, либо выбирают груз полегче. Нноко до обеда не появляемся. Как видно, шестипудовые мешки его не прельщают. После обеда он все же выходит на работу, легко нагружает на себя огромный ящик и без напряжения поднимается к складу. Эскимосы это заметили и провожают его радостными возгласами. Но оказалось, что в большом ящике упакована легкая колонка для ванны, почему так бодро и нес его Нноко. И выбрал он его, конечно, неспроста. Дело в том, что эскимосы всегда с особым уважением относятся к физически сильным людям. Самое оскорбительное эскимосское ругательство — «киях'ситупих'лъых'и» (бобыль, растяпа, не умеющий жить) часто раздается и по адресу слабосильного. Поэтому каждый эскимос постоянно заботится о том, чтобы не показать себя слабым. Потому-то Нноко и выбрал громадный, на вид очень тяжелый, ящик.
Перед вечером в бухту забрался лахтак [7], очевидно, привлеченный движением на берегу. Он был так близко, что первая пуля Таяна раздробила ему череп.
29 августа 1926 года. Сегодня убрали в склад остатки товаров, а вечером выдавали эскимосам шкуры для яранг и одежды и оленьи лапки [8] для обуви.
Наблюдая за эскимосами, я замечаю, что несколько прекрасных оленьих лапок переходит из рук в руки, а потом опять попадает в общий ворох. Но они так резко выделяются среди других своим качеством, что за ними опять тянется чья-нибудь рука, и почти в тот же момент лапки опять оказываются в куче. Таким образом лапки переходят из рук в руки, но ни у кого не задерживаются. Я недоумеваю, но Кмо разъясняет мне, что мездра этих лапок пропитана кровью, что, по его мнению, является верным признаком того, что лапки содраны с оленя, задавленного волком, если сшить из них обувь или штаны, то нерпа и морж услышат запах волка и будут уходить от охотника. Так лапки и остались на складе в доказательство того, что все эскимосы разделяли мнение Кмо.
