— Дай сигару, Ганс, — попросил темноволосый.
— У меня всего… Уа-ах!.. Одна… — сквозь зевоту буркнул коренастый.
Я чуть не вскочил. Они разговаривали на чистейшем немецком языке.
Флориндо ничего не заметил. Я вернулся вовремя и весь остаток дня ломал голову над ошеломляющим открытием. Кроме этих мужчин мне удалось увидеть и женщину— краснокожую и отчетливо выраженного монголоидного типа, характерного для южноамериканских индейцев. Я услышал и женские голоса. В отличие от мужчин женщины говорили и перекликались на совершенно незнакомом наречии, но явно не европейского происхождения. Откуда же среди индейцев взялись эти два немца? Что делают они тут? Владея немецким языком вполне прилично, я ошибиться не мог. Так говорят только чистокровные немцы. Может быть, они пленники? Нет, они держались свободно и непринужденно, как дома. Тогда кто же остальные, виденные мной «белые индейцы», рыжебородый Пау и наши конвоиры? Неужели немцы? Ведь у них тоже европейские черты лица, светлая кожа и волосы. Но эти луки, костяные ожерелья и грубые медные браслеты на руках! А дикие повадки и утренний гимн Солнцу! Не маскарад же все это? Да и кому он нужен?.. Сам черт ногу сломит! Но почему они так упорно избегают общения с нами? Уж не из опасения ли выдать себя? Впрочем, могут существовать и другие мотивы. Религиозные, национальные и прочие. Странная, очень странная история…
Я лег спать, так и не придя ни к какому определенному заключению. Но любопытство разбирало меня не на шутку, и я не мог больше ни о чем думать.
На другой день поднялся задолго до рассвета и принялся ждать. Как только покраснело небо, зазвучал хор. Это таинственное песнопение в глуши первобытного леса производило потрясающее впечатление. Начинаясь тихой жалобой, оно, поднимаясь по многоступенчатой гамме, вырастало в ликующий призыв, в громогласный гимн светилу. Я разбудил Флориндо.
— Послушайте!..
— Уже… слышал… — зевая и почесываясь, равнодушно сказал он. — Они поют так каждое утро.
— Кто «они»?
— Индейцы. А что?
Я решил позондировать почву. А вдруг ему что-то известно?
— Флориндо! Мне кажется, вы знаете больше, чем говорите.
— О чем вы?
— Хотя бы о том, что нас почему-то прячут от племени, а вас это нисколько не удивляет. Может быть, вы поделитесь со мной?
— Напрасно обижаетесь, Андриу, ничего такого тут нет. Просто им запрещают вожди.
— Вожди, вот как! А рыжебородый Пау разве не вождь?
— Вождь, но не из главных. Поэтому он и действует тайком. Выменивает кое-что только для себя. Ну и своих друзей…
— Что же вы даете за алмазы?
— То, что ему нужно, — уклончиво ответил Флориндо Я не стал настаивать, но его уклончивость определенно не понравилась.
Поразмыслив, я решил предпринять еще одну разведку в тайне от Флориндо. Дорогу я теперь знал и на всякий случай затеял для отвода глаз раскопки в отдаленном углу форта. Если задержусь, а Флориндо проснется, то хватится не сразу. Прихватил бинокль и отправился. На этот раз повезло больше: я вышел к деревне в значительно более удобном для наблюдений месте.
Хижины тут выстроились двумя параллельными рядами, образуя улицу, переходящую в площадь. Я начал с улицы. В поле зрения сразу же попала группка женщин. Они стояли, о чем-то толкуя, все, как на подбор, молодые и стройные. Женщины были среднего роста, с кожей ярко-медного оттенка и короткими рыжеватыми волосами. Вне всякого сомнения эти женщины были чистокровными индеанками. К одной из них подбежал ребенок и уцепился за руку, я перенес внимание на него. Он оказался мальчиком лет пяти, несколько более светлокожим и с более правильными чертами лица. На голых тонких ручонках болтались тяжелые браслеты. Сильный бинокль давал возможность рассмотреть все подробности, и я обратил внимание, что женщины никаких украшений не носят. Больше рассматривать было нечего, и я повел биноклем вдоль улицы по направлению к площади. Все хижины выглядели совершенно одинаково, формой напоминая пчелиный улей.
Не обнаружив ничего любопытного, я нетерпеливо вскинул бинокль и не удержался от удивленного возгласа. По периметру площади расположились дома. Дома, а не хижины! Да, никаких сомнений, я видел бревенчатые дома. Правда, не такие, как у нас в Татрах или Карпатах, но самые настоящие дома с застекленными окнами, дверями и верандами. Только крыши из пальмовых листьев несколько роднили их с индейскими хижинами. Их было несколько, но от волнения я никак не мог сосчитать, сколько именно.
Протерев стекла и торопливо отрегулировав увеличение, я снова навел бинокль и как раз вовремя. На веранде ближайшего дома появился человек. Светловолосый мужчина в белой рубашке с газетой в руках. Он повернулся лицом, и я увидел висящий на его груди автомат. Вороненый пистолет-пулемет с длинным рожком магазина. Он сел и занялся газетой. Теперь я видел только газету и его пальцы. Впрочем, больше смотреть и не стоило. Миф о «белых индейцах» разлетался в прах. Романтическую легенду сменила будничная действительность. И кажется, она скверно пахла, эта действительность…
Все стало ясным и понятным. Шайка авантюристов или темных дельцов занималась добычей алмазов, беспощадно эксплуатируя индейцев. Рыжебородый Пау и прочие «белые индейцы» были обыкновенными надсмотрщиками над настоящими, не фальшивыми индейцами. Они работали где-то поодаль от деревни, почему я и не видел индейцев мужчин, а только женщин и бездельничающих белых. Луки, стрелы, рубище и прочая бутафория служили для отвода глаз случайным пришельцам вроде нас с Флориндо. Для серьезной же «работы» имелись вполне современные автоматы. Тут наверняка не только немцы, а сброд, набранный из авантюристов разных национальностей. Рыжебородый не только авантюрист, но еще плюс к этому жулик, ворующий алмазы. Поэтому он и его приспешники так старательно прячут нас. Ведь в случае разоблачения им не сносить головы, да и нам также. Я немного слышал про нравы здешних «лесных хозяйчиков». Конечно, Флориндо находка для Пау. Через него удобно сбывать краденые алмазы. Знает ли правду Флориндо?.. Трудно сказать, но если и знает, то не слишком много. Рыжебородому нет смысла болтать. Как бы то ни было, а я влип в прескверную историю. Надо выпутываться, и поскорее, пока не поздно…
Я отложил решительный разговор с Флориндо до утра, намереваясь еще раз все продумать. Но непредвиденная случайность круто изменила планы.
Смеркалось. Мы развели костер и занялись приготовлением незамысловатого ужина. Я растирал на плоском камне кофейные зерна бамбуковой палкой, а Флориндо пек лепешки.
