— Ничего, стаж учебы и работы у меня большой — двадцать лет. Я с пяти лет ежедневно сидела около мамы, когда она принимала больных. А сейчас мама живет в горах, так у нас принято. Так что вы говорили про инсульт? — спросила она.
Пока я рассказывала о бабушке, тибетка записывала что-то на желтую картонку, изредка задавая вопросы.
— Я дам вам три разных лекарства, — наконец произнесла она, — их принимают с теплой водой. Первое — за полчаса до завтрака, второе — через час после обеда и последнее — перед сном. Курс рассчитан на два месяца. Думаю, должно помочь.
— Скажите, пожалуйста, а это правда, что вы ставите диагноз безо всяких анализов и осмотра? — не вытерпел Никита.
— Вы хотите убедиться? — спросила тибетка.
— Мне интересно чисто профессионально, я журналист.
— У меня нет никаких секретов. Сначала я вам объясню. Я слушаю пульс. Только надо делать это очень внимательно, сконцентрироваться, лучше даже закрыть глаза. — Девушка положила руку перед собой ладонью вверх. — Вот эти три пальца — указательный, средний и безымянный — дают информацию обо всем, что происходит в организме. Каждый из этих пальцев мысленно делится еще вдоль. Таким образом надо постараться прослушать двенадцать оттенков пульса. Я по очереди слушаю сигналы каждого органа — печени, сердца, легких, почек. Если есть какие-то отклонения, об этом сразу говорит пульс. Дайте-ка мне вашу руку.
Никита боязливо, как ребенок незнакомому человеку, протянул руку.
Тибетка взяла его за запястье, сильно надавила пальцами, постепенно ослабляя захват. Она прислушивалась — глаза были закрыты, губы что-то шептали, голова наклонена вперед. Потом взяла другую руку — и то же самое.
— У вас с левой ногой ничего не было? — спросила девушка.
— Было, — ответил Никита. — Я ее ломал.
— Она у вас по утрам болит, — категорично заявила тибетка. — А так вы здоровый человек, если не считать, что у вас начинается гастрит. Вам надо за желудком следить.
Никита беспомощно взглянул на меня.
— Не волнуйтесь. — Тибетка перехватила Никитин взгляд. — У вас пока все нормально, но самое слабое место у вас в организме — желудок. И тем более вам необходима диета в местных условиях. Никаких лекарств, только диета, самая простая. Теперь что касается вашей бабушки. Я дам вам лекарство сразу на два месяца. Но через месяц, пожалуйста, придите ко мне, надо знать, стала ли двигаться рука, общее состояние, как речь, в общем, все подробно, хорошо?
Убили Индиру.
Ощущение страха, почти физическое, витало над Индией. Страшно видеть крушение, крах, панику. Когда выходишь из дому и стараешься не смотреть в заплаканные лица людей. Когда не видишь ни одной улыбки, не слышишь смеха. А вокруг — везде — ощущение тревоги. Как невыносимо больно оказаться в самом сердце чужого горя, во тьме белого индийского солнца, которая опустилась на города и реки, деревни и горы и стала национальным бедствием. Это было не землетрясение, не наводнение, не пожар. Это было не предусмотренное природой явление. Это было предательство.
Убили Индиру.
Ее не называли по фамилии. Какая Индира могла быть, кроме нее? «Индира — это Индия, Индия — это Индира» — так говорили индийцы.
Убили Индиру...
Неужели умрет и Индия?..
Было действительно страшно. Видеть, как Смерть, внезапная и насильственная, одной женщины вселила в людей столько чувств одновременно, что казалось, ничтожная человеческая оболочка не в состоянии вместить их.
Многие не любили ее. Многие боялись. Но она была символом независимой Индии.
О гибели Индиры Ганди узнали задолго до официального объявления по радио. Мало кто поверил. Но к Всеиндийскому институту медицинских наук, в который привезли ее тело, скоро стали сходиться огромные толпы людей. Никто не кричал. Все молчали. Надеялись.
А люди все подходили и подходили, молчаливые, заплаканные. Все переместились в одну точку — к Савдарджанскому институту, и если б Дели был огромным кораблем в океане, то его не стало бы — город утонул бы от несоответствия баланса.
...Индиру убивали наверняка — профессионально и беспощадно. Охранники. Ей давно предлагали убрать сикхов из охраны, настолько серьезными оказались проверенные слухи о существовании заговора против премьер-министра. Она отказалась, желая показать свою лояльность и не вызвать ненависти у всех сикхов. Если бы сикхов из охраны убрали, Индира Ганди, вероятно, была бы жива. Но недоверие, оказанное нескольким десяткам солдат из охраны, сразу перешло бы на тринадцать миллионов сикхов по всей стране.
Она шла в то утро из своей резиденции в секретариат, где, как обычно, принимала посетителей. Не нужно было выходить на улицу, не нужно садиться в автомобиль, не нужно надевать пуленепробиваемый жилет. Какая опасность в собственном доме?
— Доброе утро, мадам, — отдал честь охранник.
— Доброе утро, мадам, — поздоровался другой.
Они решили быть вежливыми. А потом открыли огонь по живой мишени. 18 выстрелов. И все — в цель. Оранжевое сари, ее любимый цвет, тотчас пропиталось кровью.
Выстрелы услышали в доме. Через несколько минут Индиру Ганди, еще со слабо бьющимся сердцем, доставили в институт. Операционная на третьем этаже была подготовлена: кровь для переливания, рентгеновский аппарат, установки для замены живых органов — искусственное сердце, искусственные легкие, искусственная почка, — все самое современное, по самому последнему слову техники и медицины.
Реанимация началась прямо в лифте, и в операционную «пострадавшую» уже ввезли подключенной ко всем возможным приборам.
Операция шла недолго, полтора часа. Испробовано было все. Потом консилиум врачей пришел к выводу, что множественные повреждения органов не совместимы с жизнью пострадавшей, иными словами — что толку делать операцию на практически мертвом теле. Пули смертельно задели все важные органы, ведь стреляли не новички — охрана целилась расчетливо...
А к институту тем временем все подъезжали и подъезжали белые «амбассадоры» с министрами, членами парламента, близкими, родственниками. В два часа дня печальный человек в белом дхоти вышел из дверей института и тихо произнес: «Индиры Ганди больше нет с нами». Он произнес это тихо, но услышали все.
В три часа дня сообщение было передано по радио. Люди собирались группами на улице, негромко обсуждали подробности убийства, гадали, кто станет новым премьер-министром. Улицы были удивительно спокойными, притихшими, но в воздухе уже неслось что-то яростное, зловещее, недоброе. Люди, как животные перед землетрясением, ощущали тревогу.
